Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 24
…Утро следующего дня выдалось теплым, и дорога доставляла Ардашеву удовольствие, в особенности, наверное, еще и от того, что нанятый фаэтон был на новых металлических рессорах и мягких резиновых колесах. Такой извозчик стоил дороже обычного, но зато и поездка была намного приятней. Миновав извилистый Ясеновский переезд, дорога вновь поднималась вверх, и оттуда во весь рост открывался величественный Казанский кафедральный собор, колокольней своей обращенный к богу. А чуть поодаль высилась звонница Андреевского храма.
Присяжного поверенного уже ждали. Молодая, круглолицая, с большими черными, как уголь, глазами монашка смиренно поклонилась и повела за собой. С настоятельницей беседовали на скамейке аллеи. Агриппина подробно пересказала адвокату то же, что и владыке. Молча передала записку с угрозами и предоставила полную свободу действий на территории монастыря, но с одним условием – повсюду его должна была сопровождать сестра Аглая. Клим Пантелеевич не возражал против эскорта милого и скромного создания. Что же касается самого послания, то буквы были вырезаны из книги духовного содержания, о чем красноречиво свидетельствовал узнаваемый церковный шрифт. Первоначальная догадка о том, что автора письма следует искать среди монахинь, послушниц или наемных работников, находила свое подтверждение.
Появление на территории незнакомого, видного и щеголевато одетого господина из другой, мирской жизни привел весь контингент обители в легкое замешательство, быстро сменившееся искренним любопытством. Казалось, что все занимаются будничными заботами, но между тем особа присяжного поверенного вызывала неподдельный интерес.
Первым делом Ардашев внимательно осмотрел снаружи мастерскую, в которую влетел злополучный камень. Новое стекло уже вставили, а обломки старого заботливо подмели. Но, пройдя под тем самым окном, он услышал под ногами хруст раздавленных подошвами мелких частиц. На дорожке у самой клумбы некоторые из осколков остались нетронутыми. Оказалось, что наиболее мелкие кусочки просто смели на клумбы, поленившись убрать. Вооружившись пинцетом, он собрал стекляшки в спичечный коробок и положил их в карман пиджака. Сестра Аглая с интересом наблюдала за манипуляциями странного господина.
Зайдя в мастерскую, Клим Пантелеевич увидел за столом местного умельца сосредоточенно покрывающего семисвечник серебрянкой. Приняв адвоката за полицейского, Гордей едва заметно заволновался, не зная, куда деть желтые от кислотных пятен руки, но потом спокойно пересказал историю о влетевшем в окно камне. Остатки разбитого кувшина он уже выбросил. Место, где он находился в тот момент, когда в него попал брошенный с улицы булыжник, мастер показал сразу, добавив, что эта пустая двухведерная глиняная емкость всегда находилась у стены за печным выступом, поскольку в комнате места и так маловато.
– Вот тут он стоял. Я слышу – «бах!», смотрю – стекло навылет и кувшин вдребезги, – почесывая окладистую бороду, картинно излагал мастер. От недавно потушенной печи исходил жар, и оставаться в мастерской не хотелось. Клим Пантелеевич с удовольствием вышел на воздух.
До кузнечной мастерской сестра провела Ардашева узкими окольными тропинками и опять осталась ждать, не заходя вовнутрь помещения. Беседа с кузнецом Никифором Загиловым новых открытий не принесла, поскольку вчера он весь день провел в кузне и только вечером окончил работу. Никифор с большой неохотой разговаривал с Ардашевым, всем своим видом показывая, что ему некогда заниматься пустой болтовней. Человеком он был немолодым, но еще сохранившим силу и точный глазомер – два незаменимых качества профессии коваля. Внизу, поодаль, лежала кучка голышей. Как он объяснил, – это речной камень, необходимый ему для домашней баньки. Обычный камень использовать для парной нельзя, потому что если его раскалить, а потом плеснуть ковш холодной воды, то от разницы температур он разлетится на мелкие кусочки не хуже любой бомбы.
А вот сапожник Варфоломей Тихонов кое-что припомнил. Еще утром у него закончились подметки, и он отправился на склад мимо мастерской, где изготавливали разную церковную утварь. Уже обойдя ее, он услышал то ли звон разбитого стекла, то ли звук брошенного камня, а может, и то и другое вместе, но не придал этому никакого значения. Потом обернулся и заметил удаляющуюся по дорожке фигуру художника Филатова, быстро исчезнувшего в зарослях сирени.
Аглая вошла в художественную мастерскую вместе с Климом Пантелеевичем и, слегка улыбнувшись, молча поклонилась известному в губернии иконописцу. На вопросы адвоката Никита Самойлович отвечал с плохо скрываемым раздражением.
– Какое вам дело до того, где я был вчера? Если вы меня в чем-то подозреваете, так прямо и скажите, – горячился Филатов.
– Меня интересует только одно, куда вы направлялись утром, проходя мимо мастерской Скрынника? Отрицать очевидное бессмысленно, поскольку вас видели, – настаивал адвокат.
– Да, я действительно вчера решил прогуляться по парку, просто потому что испытывал нехватку творческой фантазии. Когда я уже миновал мастерскую Гордея, где-то далеко позади, я услышал что-то похожее на звон рассыпавшихся стекол, но особенного внимания этому я не придал, – теребя не по годам курчавую шевелюру, объяснял руководитель художественной мастерской.
– А скажите, сестра, когда заканчивается утренняя молитва? – озадачил монашку внезапным вопросом Ардашев.
– До девяти, – ответила Аглая и, смутившись, поспешно вышла.
– А что, Скрынник ремеслу-то своему у вас обучался?
– Да, сирота он. Был когда-то учеником в моей мастерской рядом с Казанской площадью, потом смотрю, очень нравится парню с металлом возиться. Гравировку делал замечательную, а пишет – что рисует. Вот я и посоветовал ему технику художественного литья освоить. А чеканку и золочение он уже сам постиг. В монастырь я пришел вместе с Гордеем еще в девяносто восьмом, а теперь к нему со всей губернии заказы везут. Недавно дозволил ему свое клеймо на изделиях ставить. А он отказался. «Вы, говорит, меня из нищеты вытащили, и тем по гроб жизни вам обязан. Ваше имя, учитель, и есть моя марка», – слегка поостыв, спокойно объяснял Никита Самойлович.
В четыре часа зазвонили к вечерне. Малые колокола на звоннице запели частым и веселым, почти детским голосом, а за ними ударил большой хозяин-колокол и спугнул диких голубей, которые, громко хлопая крыльями, полетели куда-то через парк прямо к Члинскому лесу.
«Ну что ж, ситуация понятна. Вымогатель допустил два непростительных ляпсуса. Но не стоит торопиться, завтра я заставлю его ошибиться и в третий раз. Вот тогда мышеловка и захлопнется. Надо же, кто бы мог подумать?..» – рассуждал Ардашев, открывая коробочку любимого монпансье. Адвокат не заметил, как за его спиной мелькнул чей-то темный силуэт.
Но судьба распорядилась по-другому. И новый день опять начался с происшествия, которое по своей жестокости и цинизму заставило вздрогнуть даже бывалого жандармского ротмистра Владимира Карловича Фаворского – начальника Ставропольского отделения жандармерии, вызванного в монастырь негласным доносчиком охранки.
А дело было так. Игуменья, как всегда, после молитвы вышла к своим собачкам, а навстречу ей прямо из кустов с громким лаем неслась маленькая лохматая дворняжка Пчелка с привязанным к туловищу пакетом. От свертка отходил длинный шнур, который дымил, искрился и шипел. Слава богу, ночью прошел дождь, и собачонка от страха забежала в большую лужу, где фитиль стал гореть медленнее. Бесстрашная настоятельница оторвала шнур, сбросила пакет, а Пчелку взяла на руки и от себя уже не отпускала. Благодарная собака лизала спасительнице руки. Под ошейником у дворняжки была прикреплена, обернутая в марлю, записка:
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 24
