– Нужно было обследовать их на месте.
– Разве они все не были в дерьме?
– Я могла бы их очистить.
– И возможно, причинить больше вреда, чем пользы. Я бы не стал страдать из-за этого бессонницей. К тому же ты ехала туда по другому делу.
Однако заснуть я не могла: ворочалась в постели, не в силах отогнать непрошеные картины сегодняшних событий. Шум потока авто внизу утих, сменившись звуками отдельных машин. В номере по соседству телевизор переключился с приглушенного репортажа с бейсбольного матча на ток-шоу, а затем смолк.
Я снова и снова ругала себя за то, что не успела обследовать кости. Верным ли было первое впечатление о черепе? Хватит ли фотографий Хикая, чтобы составить биологический профиль? Увижу ли я эти кости снова? В чем причина враждебности Диаса?
Тревожила мысль о том, насколько далеко я от дома – и в географическом, и в культурном смысле. Я кое-что знала о законодательстве Гватемалы, но ничего не понимала в соперничестве разных ведомств и личных разногласиях, которые могли помешать расследованию. Мне была знакома сцена, но не актеры.
Опасения мои касались не только осложнений в работе полиции. Я была чужой в Гватемале, едва представляла ее душу. Я мало знала о местных жителях: какие им нравятся автомобили, работа, соседские отношения, зубная паста; как они смотрят на власть и закон. Мне были незнакомы их интересы, их неприязнь, их вера, их страсти. Поводы, заставляющие их убивать.
И их прозвища.
Бэт? Бартоломе Галиано? Бэт Галиано? Бэт Гуано?
На этой ноте я наконец задремала.
Субботнее утро началось так же, как и накануне. За мной заехал Галиано в темных очках, предложил кофе, и мы молча направились в Управление полиции. Теперь он повел меня в кабинет на втором этаже – более просторный, но обставленный в том же стиле, что и комната для совещаний в четверг: слизисто-серые стены, желчно-зеленый пол, флюоресцентное освещение, резные деревянные столы, обмотанные клейкой лентой трубы, ведомственные столики – стиль «Nouveau[25]cop».
Эрнандес снимал ящики со штабелей в задней части помещения и укладывал их на тележку. Двое что-то прикрепляли к информационной доске на стене слева. Один худой, с напомаженными черными вьющимися волосами. Второй был ростом в шесть с половиной футов, а ширина его плеч могла сравниться с территорией Белиза. Увидев нас, оба повернулись.
Галиано представил им меня.
Две пары глаз тщательно обследовали мою фигуру, словно управляемые одним и тем же кукловодом. Ни у того, ни у другого увиденное не вызвало особого восторга.
Что, собственно, они увидели? Полицейского со стороны? Американку? Женщину?
К черту! Я не собиралась завоевывать их симпатию.
Я кивнула.
Они тоже кивнули.
– Фото готовы? – спросил Галиано.
– Хикай говорит, будут к десяти. – Эрнандес наклонил тележку и покатил ее к нам.
– Волоку все это в подвал, – добавил он, тяжело дыша и придерживая груз правой рукой. – Мешки тебе нужны?
– Угу.
Эрнандес прокатил тележку мимо нас. Рубашка его промокла, как и тогда, у отстойника.
– Здесь раньше был склад, – сказал мне Галиано. – Я распорядился его освободить.
– Для временной опергруппы?
– Не совсем. – Он показал на один из столов. – Что вам понадобится?
– Скелет, – ответила я, бросая рюкзак на промокательную бумагу.
– Хорошо.
Двое закончили с первой доской и перешли к следующей. Мы с Галиано подошли к карте города Гватемала, что висела на стене. Детектив дотронулся до точки в юго-восточном квадранте.
– Номер один. Здесь жила Клаудия де ла Альда.
Достав из ящичка под доской кнопку с красной шляпкой, он воткнул ее в карту, а рядом – еще желтую.
– Де ла Альде было восемнадцать. Приводов в полицию нет, в употреблении наркотиков не замечена, на беглянку не похожа. Долгое время работала с детьми-инвалидами, помогала местной церкви. Четырнадцатого июля ушла из дома родителей на работу – и с тех пор ее больше не видели.
– Бойфренд? – спросила я.
– Алиби. Вне подозрений.
Он воткнул в карту синюю кнопку.
– Клаудия работала в музее Иксчель.
Иксчель – частный музей культуры майя. Я там бывала, поэтому помнила, что он смутно напоминает майяский храм.
– Номер два. Люси Херарди, семнадцать лет, студентка Университета Сан-Карлос.
Добавил вторую синюю кнопку.
– У Херарди также не было приводов, и она тоже жила с родителями. Хорошо училась. Если не считать того, что ни с кем не общалась, вполне обычная девушка.
– Почему у нее не было друзей?
– Отец держал на коротком поводке.
Его палец переместился к маленькой улочке на полпути между Иксчелем и американским посольством.
– Люси жила вот здесь.
Добавил вторую красную кнопку.
– В последний раз ее видели в Ботаническом саду…
Он воткнул желтую кнопку в зеленое пятно на пересечении Шестой руты и авениды де ла Реформа.
– …пятого января.
Палец Галиано перескочил на Десятую калье возле дома номер три по авениде де ла Реформа.
– Вам знакома Зона Вива?
Я ощутила болезненный укол. Мы с Молли обедали в кафе в Зона Вива накануне моего отъезда в Чупан-Я.
«Сосредоточься, Бреннан».
– Это небольшой анклав дорогих отелей, ресторанов и ночных клубов.
– Верно. Номер три, Патрисия Эдуардо, девятнадцати лет, жила всего в нескольких кварталах оттуда.
Третья красная кнопка.
– Эдуардо рассталась с друзьями в кафе «Сан-Фелипе» вечером двадцать девятого октября и домой больше не вернулась.
Желтая кнопка.
– Она работала в больнице «Сентро Медико».
Синяя кнопка отправилась на угол Шестой авениды и Девятой калье, всего в нескольких кварталах от музея Иксчель.
– Та же история: чистая биография, бойфренд – почти святой. Большую часть свободного времени проводила с лошадьми. Неплохая наездница.
Галиано показал на точку, равноудаленную от мест жительства Люси Херарди и Патрисии Эдуардо.
– Здесь жила пропавшая номер четыре, Шанталь Спектер.
Красная кнопка.
– Шанталь ходила в частную школу для девочек…
Синяя кнопка.
– …и недавно вернулась из длительной поездки в Канаду.
