Книга От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии - Генри Воллам Мортон

Город сгруппирован вокруг горы, на вершине которой стоит старинный замок. Снаружи он выглядит внушительно, но внутри не представляет никакого интереса. Разве что из его окон можно полюбоваться плавными очертаниями холмов Молизе, так не похожими на дикие скалы Абруццо. Кампобассо славится разнообразными ножами и ножницами. На многих из них стоит имя города, хотя большая часть их изготовляется в нескольких милях отсюда, в городке Фрозиноне.

Я наслаждался каждым мгновением «Мэри Поппинс», однако, когда смотришь его на итальянском языке, понимаешь, что фильм очень английский! Реакция зрителей удивительна в стране, где обожают детей. Не было энтузиазма, на который я рассчитывал. Самые смешные моменты фильма связаны с материалистически настроенным отцом, не понимающим окружающую его магию. По всей видимости, фильм не рассчитан на итальянское понимание семьи: разве можно смеяться над отцом?!

12

В число самых романтических руин Италии входят те, что находятся в переплетении деревенских дорог в десяти милях от Кампобассо. Они практически неизвестны, а называются Сепинум. Некогда это был римский провинциальный город, доживший до IX века. На меня произвели впечатление некоторые его фотографии, которые я видел в Кампобассо, но, взглянув на пояснения к карте, понял, что отыскать его будет нелегко, поэтому решил встать пораньше и захватить в дорогу сэндвичи и бутылку «Монтельпульчано д’Абруццо» — отличного вина цвета граната.

Я ехал, любуясь красивым пейзажем. Видел холмы, поросшие пурпурным клевером, и мне казалось, что это вереск. Вдруг я увидел очень странную процессию. Около ста крестьян, в основном женщины в ярких местных нарядах, торжественно шли по улице впереди меня. Сначала я подумал, что это, должно быть, день какого-нибудь святого или, возможно, свадьба, но что-то в манере этих людей заставило меня отказаться от этих предположений. Дойдя до конца улицы, они свернули и начали подниматься по горной тропе, и это еще больше напомнило мне средневековую процессию. Я спросил у вышедшей из дома любопытствующей женщины, что происходит, куда они все направляются. «В иль-морто», — ответила она. Оказывается, они надели лучшие платья, чтобы отдать почести умершему другу.

Я продолжил путь и прибыл наконец в Сепинум. Увидел маленькие Помпеи, римский город, большая часть стен которого еще не упала. Сохранились главная улица, триумфальная арка и храм с мраморными колоннами. Остались фундаменты сотен домов и широкий мощеный форум. Над этими великолепными руинами время от времени пролетали стаи ворон, мужчины ехали на ослах, а старые женщины шли с серпами в руках. Все они ходили по широкой мощеной улице древнеримского города. Я нашел на форуме тенистое местечко и уселся, изумляясь тому, что в современной Италии увидел римские развалины, на которые наши предки из XVIII века смотрели как на часть сельскохозяйственного ландшафта. Вспомнились гравюра Пиранези, акварель Сэмюела Праута и рисунки ван Хеемскерка. Здесь были прекрасные романтические руины XVIII века, с цветами, растущими между камней фундаментов. На улицах древнего города козы щипали траву, по улице расхаживали девушки в мужских ботинках и неожиданно, со стадом коров, появлялись на Виа Триумфалис.

Я сидел на большом камне, другой камень служил мне столом. На нем я развернул сэндвичи и открыл бутылку с вином. Редкая возможность иметь в своем распоряжении древние руины. Никто на меня и не взглянул, кроме тощей голодной собаки, у которой были видны ребра. Она очень медленно ко мне подбиралась, пока не осмелела настолько, что приняла предложенный ей сэндвич. После она от меня уже не отходила и не только прикончила все до крошки, но и с неожиданной силой и яростью стала отгонять другого пса, которому вздумалось к нам присоединиться. Явился человек в остроконечной шапке и сказал, что он смотритель. Я предложил ему бокал вина. Он ушел и вернулся с чашкой. Сказал, что никаких происшествий здесь не бывает, тем не менее его долгом было присматривать, чтобы древние камни не понесли какого-либо урона. Он решил, что я американец, и стал меня расспрашивать о жизни и заработках в Америке, а когда я сказал ему, что я англичанин, то посмотрел на меня недоверчиво и разочарованно. Он отвел меня в маленький дом посреди руин. Туда он для большей сохранности снес камни с выбитыми на них надписями, даже тот, на котором была всего одна буква. Впрочем, ничего интересного я не увидел.

Мы пошли вокруг развалин, и он обратил мое внимание на надпись над восточными воротами. Она была сильно разрушена временем, и я ничего не смог прочитать. Смотритель пояснил, что речь идет о ежегодной миграции овец, совершавшейся в римские времена. Стада шли с долины Апулии в горы. Он слышал разговор профессоров. Они будто бы говорили, что надпись является приказом к властям Сепинума. Тем предписывалось защищать пастухов и их стада, когда они проходили через город к tratturi.[9]Смотритель сказал, что мощеная дорога — от восточных ворот к западным — использовалась в римские времена, и даже сейчас часто видишь, как пастухи ведут своих овец по старой римской дороге к горной гряде Матезе.

Я подумал, что в связи римского городка с tratturi есть нечто уникальное. Насколько я знаю, единственный римский автор, упоминающий миграцию, — это Варрон. За тридцать лет до рождения Христа он написал, что овцы зимовали в Апулии, а лето проводили в горах. Возможно, овцы Варрона иногда проходили через Сепинум.

Современный обычай везти овец в горы на грузовиках произошел из стародавнего действа, которое, должно быть, было величественным. Как и в Испании, где старые овечьи тропы, девяносто футов шириной по обе стороны шоссе, ведут к летним пастбищам, так и итальянские tratturi представляют собой множество горных тропинок, по которым в первые недели лета идут лишь овцы. Я читал описания миграции, каким оно было сравнительно недавно, когда tratturi сплошь были покрыты тысячами овец, шедшими по двенадцать животных в ряд. Через горные тропы перекатывалась медленная волна серой шерсти. Каждое стадо вел свой пастух. В руке он сжимал палку с крюком, а рядом бежали белые собаки. На собак надевались ошейники с шипами, защищавшими их от волков. При свете дня собаки вели себя дружелюбно, но стоило наступить ночи, как они превращались в злобных охранников. За каждым пастухом следовал старый баран, называвшийся il manso, что означает «смирный» или в пастушьем жаргоне — «тренированный». Если объяснить другими словами, то это — надежный старый баран-вожак. Античная процессия, известная как римлянам, так и нам, проходила по горному ландшафту.

Я почувствовал симпатию к жителям Сепинума, чья главная улица, от востока до запада, отдавалась тысячам блеющих овец и лающих собак, и я не понимаю, почему город не обходили стороной. Смотритель сказал, что он этого не знает, но спросит у следующей группы профессоров. Я пробыл в этом прекрасном месте до позднего вечера. Смотрел на людей, ехавших по древней римской дороге на мулах или ослах. Надеялся, хотя и напрасно, что увижу стадо овец с пастухом. Смотритель предложил мне приехать сюда в другой раз. Тогда он покажет мне руины театра, и, передав мне два письма, попросил отправить их, когда я буду на почте.