Промучившись с трудностями «безлошадного», на втором году службы, вылетая в Кабул сам или посылая туда своего сотрудника, я посылал обычно туда автоколонной УАЗик царандоя, и он сильно выручал в Кабуле не только меня, но и моих коллег из дальних провинций: того же В. А. Объедкова, москвича Вячеслава Васильевича Огородникова, служившего в Кандагаре, Бориса Анатольевича Хловпика из Усть-Каменогорска, работавшего в Джелалабаде, с которыми я обычно общался, бывая в Кабуле.
Представительство МВД СССР жило своими аппаратными делами и личными заботами сотрудников, все были сильно заняты или обозначали занятость, и мы утомительно топтались там по коридорам. Чувствовали, что мы — обуза, лишние хлопоты для представительских чиновников, преимущественно москвичей и ленинградцев. В представительстве нормально решались вопросы выделения имущества, необходимого советнической группе, выплаты заработной платы, комплектования советнических групп. Что же касается проблем царандоя — об этом в представительстве могли быть лишь разговоры, в лучшем случае звонки афганскому начальству в МВД ДРА. При поездках же в МВД там обычно выслушивали, обещали помочь, но часто на том всё и глохло.
Жили мы, бывая в столице, первое время в городской гостинице «Кабул», потом — в арендованном небольшом помещении для гостиничных нужд в микрорайоне. Когда представительство купило для себя отдельное от МВД ДРА здание, там же во дворе была и гостиница. Комнаты многолюдные, дворик малюсенький, вечером больше никуда не выйдешь — тоска зелёная. Обслуживание — по низшему классу.
Немного о любви
Начну с очень подходящих к теме разговора «Строчек о войне и любви» Роберта Бёрнса:
Прикрытый лаврами разбой и сухопутный, и морской
Не стоит славословья,
Готов и кровь отдать свою в том животворческом бою,
Что мы зовём любовью
Я славлю мира торжество, довольство и достаток.
Создать приятней одного, чем истребить десяток!
Переводчики говорили, может и в шутку, что есть правило, согласно которому правоверный мусульманин, если он определённое время находится вне постоянного места проживания, может иметь временную жену. В русском армейском лексиконе со времён Отечественной войны, а может, и более давних, имеется термин ППЖ (походно-полевая жена). Развивать эту деликатную тему не буду, скажу лишь, что положение женщины в мусульманском мире совершенно иное, чем у нас. Там она существует только для мужа, дома, детей. Общественные, производственные дела — не её удел; поведение женщины, как и отношение к ней окружающих строго регламентированы и не дают никакого пространства для свободных контактов с мужчинами.
Мне казалось, что какие-либо связи советских мужчин с афганскими женщинами совершенно исключались. В одной из «афганских» самодеятельных песен есть слова: «А шагающую рядом стройную ханум ты разденешь только взглядом, проглотив слюну». Должен заметить, что «раздевающий взгляд» уже грубо нарушал правила приличия. Афганцы вообще в общественных местах смотрят на женщин с полнейшим равнодушием и безразличием, как на неодушевлённый предмет — так принято на Востоке.
Как-то командующий царандоя проинформировал меня, что солдат советской роты, стоявшей тогда в Чарикаре, неправильно ведёт себя в отношении афганской девушки — заговаривает с ней, оказывает знаки внимания на улице. По словам командующего, это большой позор и оскорбление для родственников девушки, и за это вполне вероятна физическая расправа над солдатом с их стороны. Я переговорил с командиром роты, с солдатом — молодым парнишкой с одной из азиатских республик. Солдат не отрицал ухаживание за девушкой и в ответ на наши увещевания и предупреждения отвечал: «А я её люблю». Пришлось резать по-живому: решили срочно отправить солдата к месту расположения штаба полка — это километров за сотню. Назавтра командир снарядил БТР, который увёз юного Ромео.
В Баграме рассказывали о прапорщике, который за бочку масла купил у крестьянина его дочь себе в жёны, соорудил ей какое-то жильё недалеко от части, потом оказалось, что прапорщик прикарманивал и другое казённое имущество, за что был арестован. Возникли трудности с его афганской женой: отец забирать её отказался, поскольку калым за неё получил; сама женщина, когда ей разъяснили, что муж отправлен в Союз и она может быть свободна, требовала и её отправить вслед за мужем. Чем всё это закончилось — точно не знаю.
В одной из квартир тех домов, где мы размещались в Баграме, в семье афганского офицера жила старуха. Как-то к ней пришла другая женщина с ребёнком на руках, и они разговаривали на крыльце. Мы с крыльца нашей соседней квартиры обратили внимание на необычный вид младенца: афганцы все чернявые, а этот ребёночек — беленький, с льняными волосами. Старуха, заметив наш интерес к необычному альбиносику, смеясь, показывает рукой на ребёнка, затем в нашу сторону — ваших, мол, работа. В общем, видимо, не случайно существовала мудрая поговорка, которую я слышал у баграмских лётчиков: «Не оставляй тормоз на конец полосы, а любовь на старость».
«Споёмте, друзья…»
К своему стыду, только в Афганистане я по-настоящему открыл для себя Владимира Высоцкого, хотя немного слышал его песни и в Союзе. В ДРА все советские переписывали его песни друг у друга, знали и слушали их также афганцы. Нам, прежде всего, импонировало то, что герои его песен часто были в экстремальных ситуациях, как мы в Афганистане. Это, конечно, не единственное их достоинство; в них большое гражданское мужество поэта, искренность, неприятие рабства, лжи, насилия над личностью. Особенно близки были нам слова его песни о войне, о разлуке, исполнявшейся Мариной Влади:
Так случилось — мужчины ушли, побросали посевы до срока.
Вот их больше не видно из окон, растворились в дорожной пыли.
Мы вас ждём — торопите коней…
Мы вас встретим и пеших, и конных, утомлённых, нецелых — любых.
Только б не пустота похоронных, не предчувствие их.
Популярны были песни в исполнении ансамбля «Верасы», военные и другие песни Булата Окуджавы, песни неизвестных мне авторов и исполнителей о гражданской войне. В одной из них поётся:
Не надо грустить, господа офицеры, что мы потеряли, уже не вернуть.
Уж нету Отечества, нету уж веры, и кровью отмечен нелёгкий наш путь.
Пусть нас обдувает степными ветрами, никто не узнает, где мы полегли.
А чтобы Россия всегда была с нами, возьмите по горсточке русской земли.
Много ходило самодеятельных песен. Сочиняли их молодые сотрудники подразделений КГБ и МВД, армейские офицеры.
В песнях, записи которых сохранились у меня, необходимость этой войны для нас либо вовсе не затрагивается, либо мотивируется интернациональной помощью, противостоянием с нашим тогдашним глобальным противником, необходимостью освободить афганский народ от террора душманов. Лишь в одной песне есть вопрос-ответ на эту тему: «Для чего мы пишем кровью на песке? Наши письма не нужны природе». Не думаю, что авторы не размышляли об этой войне, её целесообразности. Офицерам, тем более офицерам спецслужб, не принято было распространяться на эту тему, вступать в коллизию с официальной линией. Да и нести тяжёлую военную ношу легче, если война, её цели, смысл несколько ретушируются — надо же чем-то оправдывать тяготы, страдания, смерти.
