Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
— … в обстоятельствах, угрожающих твоей жизни. Как ты был уверен. Но, видишь ли, Иван-царевич, дело в том, что русалки — существа довольно редкие, живут замкнуто, и поэтому люди о них мало что знают.
Иван насторожился. А Ярославна продолжала:
— В частности, они не знают того, что русалки — создания вегетарианские, что пение они любят больше всего на свете, и что сами не осознают свойства своего пения привлекать помимо воли простых сухопутных. Вроде людей. Они чрезвычайно не любят, когда, несмотря на тщательно выбранное уединенное место вдали от цивилизации, их спевки прерываются грубым вторжением какого-нибудь идиотски оскалившегося пешехода (Иван покраснел), и потому каждый раз они стараются напугать его по первому разряду, чтобы когда они позволят ему уйти, он детям своим и сородичам заказал и близко подходить к русалкам.
Иван почувствовал, что воздух из его выпяченной груди выходит с тихим шипением, и сам он становится похожим на продырявленный мячик.
Герой…
Подбородок его как-то сам собой уперся в холодную пуговицу кафтана. В глазах предательски защипало.
— Иван, — строго произнесла ведьма.
Он нехотя двинул головой.
— Ты плохо меня слушал. Все сказанное мной в конце не отменяет сказанного мной в начале и не умаляет твоей стойкости и воли к жизни. Я сказала, что ты молодец, и я имела ввиду именно это.
Голова поднялась чуточку повыше.
И вдруг Ярославна хитро прищурилась и заговорщицки подмигнула:
— Королевич Елисей отдыхает.
* * *
Через два дня, вечером, после приземления и тщательного инспектирования багажа, от припасенных в дорогу трех поросят не обнаружилось и следа (Иван ясно помнил, что после последнего привала в пакете оставался как минимум один окорок, но, заметив выражение чересчур неподдельного недоумения на физиономии Серого, о судьбе его спрашивать не стал). И тогда, выставив вперед нижнюю челюсть, царевич непререкаемым тоном заявил, что он идет на охоту и точка. К его немалому удивлению, пререкаться с ним никто и не думал. Одобрительно кивнув и буркнув что-то невнятное (Иван мог бы поклясться, что это было «Слова не мальчика, но мужа», если бы не знал, что его друг слово «ирония» будет скорее искать на карте, чем в словаре), Сергий вручил ему лук, колчан с десятком стрел и новое изобретение Ярославны — коробочку с пол-ладони величиной, на дне которой покачивалась стрелочка, заостренным концом всегда указывающая в том направлении, где находился сейчас Волк. Вторая такая коробочка покоилась где-то в бездонном кармане порток Серого, и стрелочка ее всегда указывала на царевича. «Просто так, на всякий случай,» — пояснил тот, и Иванушка, не дрогнув бровью, положил колдовскую приспособу в карман кафтана. И только где-то глубоко, под опущенными ресницами, мелькнуло и пропало шальное «я им докажу!».
— Ну, с Богом, — хлопнул его на прощание по плечу Волк. — Если что — стреляй.
Царевич, молвив «Разводите пока костер, я скоро вернусь» (и как это королевич Елисей может произносить с выпяченным подбородком монологи на десять страниц и при этом оставаться с неприкушенным языком?) мужественно развернулся и шагнул в лес.
О чем-о чем, а уж об охоте Иванушка знал все. Охотиться было так просто, что его всегда удивляло, почему леса не кишат охотниками, увешанными разнообразными трофеями и с толпой слуг за спиной, несущих еще десять раз по столько. Все, что требовалось от охотника, это взять лук и побольше стрел и вступить в лес. Остальное было делом техники. Встречаешь зверя, стреляешь, взваливаешь добычу на плечо (передаешь прислуге), идешь дальше. И так — пока не кончатся носильщики. Королевич Елисей, например, сразу же, как только начинал охотиться, убивал дичь не меньше кабана или оленя, про это везде написано, ну а если нет, тогда начиналось самое интересное. Да и народная мудрость «На ловца и зверь бежит» только подтверждала теорию Ивана. С народом не поспоришь. Как не такой уж далекий потомок далеко не первой династии венценосцев, царевич впитал это с молоком матери вместе с другими сокровищами лукоморского фольклора, как-то: «Яблоня от яблока недалеко падает», «С кем поведешься, с тем и наберешься», или «Мойте руки перед едой».
Впрочем, как бы то ни было, после часа блужданий среди чуждых ему деревьев неизвестной породы Иванушка в который раз уже начал подозревать, что, может быть, как это иногда бывает с народными изречениями, это подразумевало совсем не то, что говорилось открытым текстом, а что-нибудь совсем иное, к охоте отношения абсолютно не имеющее. Например, как он — к королевичу Елисею.
Создавалось впечатление, что в лесу, кроме него, нет и никогда не было ни одной живой души. Ни мышонка, ни лягушки, не говоря уже о какой-нибудь съедобной зверушке. Только круглая как каравай (царевич сглотнул слюну) луна начинала просвечивать сквозь синеющее небо над головой, да тишина, которую не в силах был заглушить даже шум, производимый перемещением незадачливого охотника, пронизывала лес. Царевич опустил лук, присел на поваленную сухостоину, уронил голову на руки и задумался.
Охотника из него явно не получалось, а вернуться в лагерь с пустыми руками после такого помпезного отбытия было просто невозможно. Никак.
«Нет, никто и слова не скажет, и Серый уже наверняка поджаривает на вертеле подстреленного глухаря (при этой мысли желудок Ивана зашелся в конвульсиях), НО НЕ МОГУ Я ВЕРНУТЬСЯ ПРОСТО ТАК — ЭТО СЛИШКОМ! В конце концов, это МОЙ поход, МОЙ единственный в жизни шанс доказать всем, и себе в первую очередь, что я чего-то да стою, что я — царевич, будущий правитель, витязь, которому не страшны никакие преграды! А книжки читать и дьячок может. А пока единственное, что я смог — это заблудиться, потерять все снаряжение, жить на милости Сергия и его сестры и попадать на потеху всем из одной нелепой ситуации в другую, еще более дурацкую. Слюнтяй. Раззява. Неудачник. Королевич Елисей постыдился бы даже признаться бы, что знаком с таким. Ничтожество. И если уж ничего хорошего из меня выйти не может, то…» — Иван невзначай поднял голову и остолбенел.
Согласно лучшим канонам повествования, шагах в десяти от него мирно щипал травку заяц.
Ничего не подозревающий упитанный грызун с завидным аппетитом (желудок заново забился в агонии) объедал какой-то кустик неопознанной травы и не обращал ни малейшего внимания на голодного хищника вида Царевичей, подвида Иваны, плотоядно впившегося в него глазами.
Охотник со всей возможной предосторожностью снова натянул тетиву и стал потихоньку подниматься. По зайцам из положения «сидя» не стрелял ни один из героев.
Хрустнула сухая ветка, невесть откуда взявшаяся под ногой. Ушастый вздрогнул и обернулся. Царевич, презрев условности, навел на него лук и уже был готов пустить стрелу, как вдруг…
Естественно, раз уж на то пошло, это «как вдруг» просто должно было случиться.
— Не губи меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь!..
Вот оно! Началось!
От неожиданности, что с ним такое вообще когда-нибудь могло произойти, пальцы Иванушки разжались, и лук с глухим стуком упал на траву.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
