Возвышенное Управление этического надзора, 24 день шестого месяца, шестерица, ночьМиновав четыре бдительных поста и две сохранивших безмолвие магнитных проходных, трижды предъявив пайцзу и единожды – висящую на лиловом шелковом шнуре у пояса печать, Богдан поднялся на последний этаж Возвышенного Управления и сразу направился в Горний кабинет. Там его уже ждал главный цензор Александрийского улуса, Великий муж, блюдущий добродетельность управления, мудрый и бдительный попечитель морального облика всех славянских и всех сопредельных оным земель Ордуси Мокий Нилович Рабинович. За глаза, а в неофициальной обстановке – и в глаза, сотрудники уважительно-ласково называли его Раби Нилычем.
— Проходи, еч Богдан, присаживайся, — глуховато, словно бы простуженным, а на самом деле насквозь прокуренным голосом сказал Мокий Нилович.
Что Богдан и сделал, выжидательно глядя на своего непосредственного начальника и давнего близкого друга.
Худое и острое лицо Великого мужа было мрачно, а в необъятной, как бельевой таз, пепельнице громоздилась гора Тайшань окурков. Дышать в кабинете было нечем. У Богдана защипало глаза.
Глава Управления откашлялся.
— Что произошло – ты в общих чертах знаешь, а частности тебе рассказывать – только дело портить. Поедешь и будешь сам разбираться, опыт деятельной работы у тебя есть. Но тут другая жмеринка… — он пожевал губу. — Ну-ка, навскидку. Что грабителям светит?
Богдан задумчиво сцепил пальцы обеих рук на колене.
— Вышка, я полагаю, — рассудительно проговорил он. — Согласно Образцовому уложению династии Тан, Высочайше обнародованному в шестьсот пятьдесят третьем году, похитивший во время Великих жертвоприношений какой-либо жертвенный предмет, еще не предложенный духам для пребывания, наказывается ста ударами больших прутняков, а если предмет уже был поднесен и использован духами – двумя годами каторжных работ. Если же похищен был предмет, на котором в момент совершения преступления пребывали духи, наказание – пожизненная высылка на две с половиной тысячи ли. Если при хищении была применена сила, то есть именно как в данном случае, наказание должно быть увеличено на две степени, следовательно, до удавления тонким хлопчатым вервием белого цвета. Согласно Высочайшему эдикту тысяча пятьсот двадцать второго года все культовые предметы монотеистических религий Ордуси на постоянной основе приравнены к предметам, на которых пребывают духи – то есть, когда бы ни произошло хищение, например, христианской, мусульманской или какой-либо аналогичной святыни, наказание таково же, как за хищение жертвенного предмета в самый момент Великих жертвоприношений. А согласно рескрипту тысяча семьсот шестьдесят третьего года, дарованному в ознаменование общей радости по случаю присоединения Тибета к Цветущей Средине, смертная казнь повсеместно была отменена, и вместо нее предельно возможным наказанием стало публичное обритие головы и подмышек с последующим пожизненным заключением. Так что, ежели защита не отыщет смягчающих обстоятельств – вышка зачинщику, соучастникам на степень меньше… то есть пожизненное без обрития. Вот так, а что?
Нилыч пожевал тонкими губами.
— В Ханбалыке на ушах стоят, — угрюмо сообщил он. — Не говоря уж о том, что высшая мера вообще уж лет восемьдесят как не применялась…
Девяносто шесть, подумал Богдан, но не стал прерывать начальника. Не в точных цифрах суть.
— Они так потрясены фактом неслыханного святотатства, так искренне обижены за славянский улус и его главную религию, что в Срединной Палате церемоний склонны придать преступлению характер противугосударственного.
Богдан чуть присвистнул.
— Десять Зол? Покушение на великое перевертывание мироздания?
— Угу, — Нилыч чуть кивнул.
— Общесемейная ответственность? Жен брить, сыновей, родителей…
— Угу.
Богдан помолчал.
— Помилуй Бог, — бесстрастно сказал он. — Честно признаться, я уж и не упомню, когда в последний раз…
