Ну вот и отметился. С приездом в Михайловку!
Метрах в трехстах, возле старой перекрытой шлагбаумом ветки находился заброшенный склад. Рельсы травой заросли. Створка ворот заскрежетала и открылась. Сначала на дощатый пол упал холщовый мешок с чем-то легким, следом в щель пролез пацан лет двенадцати. На вид приличный мальчишка, не босяк, стриженный, причесанный, будто из приезжих.
В далеком полутемном углу сарая на перевернутых ящиках сидели двое. Ящик служил им столом. Крепкий мужичок в кепочке-шестиклинке и в сапогах курил, второй, судя по всему, человек высокий, лет сорока, с достаточно приятной внешностью, жадно ел сало с хлебом и запивал пивом.
На появление мальчишки они не среагировали. Паренек взял мешок с пола, поднес ближе к сидящим и вытряхнул из него спортивную сумку.
— Показывай, что приволок, — хриплым голосом приказал курящий.
— За размерчик отвечаю. Один в один. Влито будет, — гарантировал паренек.
Вот только содержимое сумки им не понравилось. Белые рубашки, цветастые футболки, модные ботинки с острыми носами, кружка, кипятильник, кофе в пакетиках.
— Ты чего принес? Черт безродный? Столичный поезд облюбовал? В таком прикиде его за версту видно будет. Нам гостя с толпой смешать надо.
— С волгоградского только бабы сошли. С московского только этот лох. Зато мерка подходящая, — оправдывался парень.
— Ладно, Петро, не дави на малого, — вмешался жующий гость. — С чего ты взял, что он лох?
— Бумажник торчит из заднего кармана. Хлебальник разинул и понять не может, на какую планету попал.
— Такой попутчик мне сгодится. Дуй к автобусным кассам. Глянь, в какую очередь встанет. Поездов больше не будет, и последние автобусы через полчаса уйдут.
— Ты чего, Вася?! Рисковано.
— Нормально, Петро. Коляну веселей ехать будет. Столичный фрукт лучше бельма на глазу. Весь удар на себя примет. Если лох курс на Даниловку или Жирновск взять хочет, то будем его брать.
— А как его на машину вывести?
— Сам выйдет. Москвичи настырные, на вокзальной лавке спать не станут. И в ментуру не пойдут. В столице ментам не верят
Петро похлопал мальчишку по плечу.
— Вперед, Скачок.
Мальчишку ветром сдуло.
— Идем и мы, Петро. Колян уже заждался. Тюремную робу я здесь оставлю, потом сожжешь, а брючки и белая футболка временно сгодятся.
Василий переоделся. Петро достал из кармана какой-то предмет, завернутый в белый платок, и подал приятелю.
Тот развернул и покачал головой. — «Макаров»? Чей?
— Ментовский. В Камышине сняли. Думаю, что о пропаже рапорта не было. Ствол в розыск бы объявили, но у Михайловских таких данных нет. Значит, пистолет еще числится за хозяином.
— Все правильно. Кому теплое местечко терять охота.
Он сунул пистолет в карман и кивнул на дверь.
— С Богом.
Московский пассажир стоял в очереди в третью кассу. Здесь продавались билеты на автобусы, идущие на Елань и Жирновск. Пересекая привокзальную площадь, Петро кивнул Василию. Тот покосился в сторону касс. Трое пареньков встали возле очереди, изображая из себя приезжих. И впрямь, на местную детвору они не походили. Чистенькие, симпатичные, вежливые. Никакой суеты. Папу с мамой ждут — ангелы, а не дети. Высокий плечистый мужчина выделялся в очереди. Одни белые кроссовки чего стоили. Стоит себе в хвосте и газетку читает, будто сумку не у него украли. Василию показалось, что они с этим типом чем-то схожи. Только беглый коронованный вор с четырьмя ходками в зону никак не мог быть лохом и ротозеем. Зато мог позавидовать спокойствию и хладнокровию столичного «фрукта».
Они пересекли улицу и попали на деревенский базар. Чем тут только не торговали! В Михайловку со всей области везли товары и продукты. Важная транспортная развязка.
Пройдя весь рынок от ворот до задворок, они вышли в поле, где стояли грузовики тех, кто привез товар и тех, кто его купил.
— А вот и Коля Кондаков.
Здоровяк стоял возле старого бортового «газона» и курил. Возле машины лежало мешков тридцать картошки, и столько же было погружено.
Увидев Василия, шофер расплылся в улыбке.
— Ну наконец-то. А я уже дергаться стал.
Они обнялись и похлопали друг друга.
— Дергаться тебе не стоит, Колян. Если я что говорю, то так тому и быть. Бумаги в порядке?
— Все чин чинарем. Официально для интерната за картошкой поехал. И накладные, и чеки, и путевка подлинные.
— Вот и ладушки Чего же дергаться? Соберись, Колян.
Тут к ним подбежал тот же паренек и передал бумажник Василию.
— Молодец, Скачок. Хорошая смена подрастает. Чисто работаешь.
Раскрыв бумажник, он проверил содержимое. Двенадцать тысяч рублей, тысячными купюрами, паспорт на имя Вадима Сергеевича Журавлева, водительские права, визитные карточки, из которых стало ясно, что их владелец занимается частным сыском. «Охранно-сыскное бюро «Титановый щит». Здесь же лежала ксерокопия лицензии, заверенная нотариусом и фотокарточка улыбающегося парня лет тридцати пяти. На обратной стороне значилось имя — Евгений Михайлович Метелкин.
Сложив все на место, Василий убрал бумажник в карман.
— Это не лох! Таких сыскарей еще поискать надо. Я даже знаю цель его приезда. Очень кстати. Дружка своего вызволять из неприятностей приехал. Вот только сумеет ли? Сложный вопрос. Во всяком случае, внимание он к себе потребует, и немалого. Меня такой расклад устраивает. Возьмешь его, Коля, с собой. Нужный попутчик. На автобус он уже не успеет.
— Так что, мне его приглашать? «Не хотите ли проехаться на халяву до места с ветерком, господин сыщик?»
— Все проще, Коля. Где твой кошелек?
— Так он пустой. Все до копейки за картошку отдал.
— Тем лучше.
Шофер достал из кармана тряпичный кошель на металлической застежке.
— Ценная вещь. Наследство от бабушки? — Василий подошел к костру, где жгли поломанную тару, и бросил кошелек в огонь. Оглянувшись назад, он усмехнулся.
— Иди, Петро, в ряды. Скоро московский сыщик на базар явится. Тут больше некуда. Дай ему наводку на нас. Дымок-то отовсюду виден.
— Сделаем.
— Через полчаса должны выезжать, не то я на свидание опоздаю.
— Не завидую я тебе, Вася. Такая духота. Дорога займет часа четыре, не меньше. Руки, ноги затекут, потом не выпрямишь. Протрясет весь ливер под костями.
— Был бы результат, Колян. А терять и не то приходилось. Однажды под самосвалом десять километров ехал, удерживаясь на подвеске, как муха на потолке. Ничего, выдержал. Даже когда машина пересекала реку вброд. К комфортным условиям я привыкнуть не успел. Но и надежду никогда не терял. Потому и жив еще.
