Книга Очень мужская работа - Сергей Жарковский

А в-четвёртых — мы с Комбатом уже две недели, больше, тут шепчемся… у вас, наверное, господа европейские инспекторы, целый терабайт наших разговоров да ругани. Так что не новость, что я свихнулся и путного мужика с собой вывел. Чего же мне скрывать?

Чего ты, Комбат? Шопототам окликнул? Да брось ты, никаких глупостей я не несу. Нет во мне психа сейчас. Со мной — да, псих есть. Ты. А я — как новенький я. Вышибло из меня всю дурь Вспышкой. Мощный понадобился клин, да ведь и дури скопилось ого-го сколько.

От молнии в голову, я слышал, люди вон вообще прозревают, отроду слепые.

А тогда не молния была. И даже не атомный взрыв.

Вспышка.

— Бур-мур-щыр…

— Что? Повторите вопрос. Говорите, епэбэвээр, в микрофон. Я ваше секретное бульканье почти не разбираю.

— Продолжайте, Уткин.

— А, продолжать. Продолжаю.

В общем, мы вышли, а трек я нам наметил в таких видах.

От цистерны мы по снежку вполне можем до северной окраины бывшего села Темрюки доехать. И «жарки», и «карусели», и тяжёлые места снежок обозначит задолго, а тут, на арбузьях бывших, ничего другого за столько лет никто не видел, а места посещаемые: в Темрюках вообще зимняя база винторезов была. Ни «трескотней», ни «кукумберов», ни «весёлых бульбашей», ни «грустных», ни даже «насраллдинов» не отмечено, места, можно сказать, спокойные, курортные. Цивилизованные. Юг, юго-запад Матушки, ну, известно. Собаки — да, но зимой они сонные.

Может, да, выскочить зомбак-шатун, кровосос может попасться, но на открытом пространстве, да ещё утром-днём — нормально. Я тогда не знал, что за боец зятёк Серёжа и что он вообще себе прикинул насчёт Клубина, но на труса он как бы не походил. Подлец — да, и берёт недорого, но реакция хорошая — готовый успешный мародёр. А они бывают бойцы. Просто спиной не надо поворачиваться. Так что два ствола у нас было верных, и почти наверняка — три. До Янтаря во всяком случае. Клубин был настроен именно так, а он своего зятька знал лучше. Забегая вперёд, Клубин оказался прав, Серёжа вёл себя хорошо, а иной раз просто отменно, пока мы кровососа не положили… то есть… ну, там по ходу расскажу.

Практически, значит, паинька. И, похоже, не врал он про подарок невесте. Форумы-то посещал, круто же — кровососа завалить. Ну и осмотреться, попривыкнуть ему было надо, конечно.

Темрюки, считай, пригород Припяти. Село почти сразу с запада переходит в бывшие дачные общества, потом полустанок железнодорожный, шоссе дохлое на Киев, а там и город. Туда нам было не надо: профсоюз, Периметр, Карьер, Саркофаг. Цивилизация, говорю же.

А на Янтарь, где кровососы плодятся, нам так идти я решил: сначала смотрим на месте, как там пруд у Темрюков. Если хорошо замёрз и «радуг» на нашем берегу нет, то машину бросаем у конторы рыбного хозяйства на Скорбной стоянке и по льду переходим — на опушку Сёмкиной рощи. Кабаны там могут быть, «жарка» известная, многолетняя, стабильная, спецэффекты днём не агрессивные, а «мистик» у Сёмкиной не наблюдалось вообще никогда — и на гайках опушку мы проходим нормально. Пять километров уже выиграли. И часам к трём мы у бетонного завода, а это уже Янтарь и есть. И началась весёлая охота! Два-три часа можно поохотиться. Когда стемнеет — отступаем к управлению ЖБИ, с добычей ли, без — в нашей с Комбатом лёжке ночуем. А завтра… Ну до этого не дошло, спаси господи.

Ну а если пруд зарадужен — проезжаем потихоньку по окраине, вываливаемся на грейдер, — снежок, не забывайте, — и до Межи. Там, кстати, можно глянуть «пенсне» Хохмачёвы по пути. Кому хабар, а кому оружие неплохое, тем более «пенсне» старые, напружиненные, из Зоны уже не вынесешь. По Меже до двенадцатой вешки доезжаем, «козлик» наш одноразовый хороним в кювете, чтобы грейдер не загромождать, и дальше надо через Серебряный ручей. И как раз подходим с нужного берега, кстати, чтобы живой воды набрать, а не мёртвой. Ну а Серебряный — это тот же бетонный завод, вид с управления. Чуть позже, да. Часам к пяти вечера, уже в темноте. Там в лёжке опять же ночуем, а весёлая охота начинается завтра. И завтра же… Но до этого не дошло.

Это прикидка как бы, по карте, по памяти. По уму и по опыту. В реальности Зоны карта лечь может и поперёк, может и вчетверо сложиться, и пути контролёра неисповедимы, а снег может с утра и растаять. Запасные варианты трека я, разумеется, имел какие-то. По уму.

Но по безумию же моему сложиться должно было иначе. Оно уповало именно на активные «радуги», поскольку хотело попасть не сразу на Янтарь за кровососом, а к Малиновым Угодьям, к малому могильнику. На край Янтаря.

К «мутке», в общем.

Как сказал бы любой, произвольно взятый писатель: оно хотело положить себе конец, моё безумие.

— Кто кому чего и на что?

— Чего, Комбат? Кто на кого хотел положить конец? На себя же самоё, говорю, безумие, оно хотело конец положить потяжелей с прибором. Ночного видения. Тьфу ты, объясняю: псих Тополь хотел покончить самоубийством. Так тебе понятней? А трекер Тополь рабски выполнял распоряжения психа.

— А.

— На. И свой план безумие выполнило где-то до половины. Рязанский ему помешал, а потом и Серёжа этот странный решил выступить всеми силами. Спасибо им. Боюсь, кабы бы не они, безумие успело бы до Вспышки свои планы реализовать досрочно. Поскольку «радуги» у пруда взяли так, что фотографировать их было можно.

Епэбэвээр, ребята! Я впервые их такими видел. Они-то Вспышку чуяли.

Я же только потом узнал, что и Припять почти пустая была, оставили только охрану, и Хозяева лыжи смазывали чуть ли не с Нового года.

Ну пуделя тянет от пожара, а дворнягу к пожару… Спасибо Матушке, немного дворняг оказалось, человек всего тридцать. Из известных — Тульский, Вист, Поганец тоже угодил в дворняги… Страшно подумать, если бы в Зоне одиннадцатого-пятнадцатого больше классных ходил легло. Летом бы Задница так дешёво не отделался… К писателям прибегать же пришлось, мать-перемать!..

Но про писателей, может быть, потом, я продолжаю.

Так что был я дворняга, и попробуй только, Комбат, мне это припомнить.

Так вот, «радуги»… «Радуги» у пруда сияли… как падлы! В одну собравшись. Я впервые такое видел. И никогда не слышал про такое. Сверкало за километр!

Клубин ещё пожалел, что опять фотоаппарат забыл.

Даже Фуха офигел, уж на что по жизни не ценитель.

Явно не ценитель.