Адмирал Вильерс скрепя сердце приказал атаковать столь мощного противника ракетами для ближнего боя, потому что у него не было выбора. Дальнобойные ракеты FM2 позволили бы истребителям начать атаку за пределами досягаемости большинства корабельных вооружений, предназначенных для борьбы с истребителями, но одна эскадрилья могла взять на борт только двенадцать таких ракет, а этого явно не хватало, чтобы пытаться прорвать оборону кораблей противника. Парочке таких ракет, возможно, и удалось бы поразить цель, но это ничего бы не изменило в общей картине боя. Противнику нужно было нанести ощутимый урон, а на это были способны только тяжелые боеголовки ракет FR1. Кроме того, они отличались такой высокой скоростью, что их не могла перехватить даже самая совершенная противоракетная оборона противника. Пилотам истребителей придется дорого заплатить за то, чтобы пробиться к вражеским кораблям на дальность действия своих ракет, но те, кому это удастся, сильно потреплют противника.
К счастью, скоро стало ясно, что Чельтвин, командовавший теперь авианосцами с борта «Шангри-Ла», был прав. Противник, представляющий, насколько опасны истребители, гораздо энергичнее пытался бы не допустить их в мертвые зоны, возникавшие за кормой кораблей под воздействием искажающих геометрию пространства реакционно-инертных двигателей. Кроме того, противоракетная оборона противника явно не умела бороться с истребителями. Почти все сто восемь машин, стартовавшие с авианосцев, сумели прорваться к целям и на страшной скорости выпустить по ним ракеты с их мощнейшими двигателями и запрограммированными на самоуничтожение бортовыми компьютерами, лихорадочно разыскивающими цель.
Через несколько секунд экипажи тяжелых кораблей Вильерса, скрывавшихся на пределе досягаемости самых дальнобойных ракет, увидели яркие вспышки. На флагманском мостике тоже наблюдали за пламенем ядерных вспышек и многочисленными взрывами на борту вражеских кораблей, где разрушались электромагнитные щиты и плавился металл корпусов. Штабные офицеры в полном молчании изучали бесстрастные цифры, повествовавшие о страшных повреждениях, причиненных противнику, которые им, служившим в мирное время, было трудно себе представить. Впрочем, по крайней мере один человек на мостике сохранил самообладание. Хотя Вильерс и ужасался происходящему не меньше остальных, он заставил себя хладнокровно анализировать поступавшие данные, пытаясь понять, что вытекает из них помимо количества поврежденных вражеских кораблей.
– Коммодор Сантос, – через несколько секунд сказал он. Резкий голос адмирала прозвучал, как щелчок бича в тишине, повисшей на мостике, и начальник штаба Вильерса чуть не подпрыгнул от неожиданности.
– В поступающих данных нетрудно заметить некоторые закономерности.
– Закономерности? – Сантос, провожаемый взглядами остальных офицеров, подошел к адмиралу. – Вы хотите сказать, что противник не знаком с космическими истребителями?
– Да. Этот вывод коммодора Чельтвина, безусловно, подтвердился. Но в первую очередь я имею в виду их реакцию на наши ракетные залпы.
Адмирал говорил о ракетах, которыми его линейные корабли и крейсера поддерживали истребители, не рассчитывая, впрочем, нанести особый ущерб противнику на таком огромном расстоянии.
– А точнее, отсутствие адекватной реакции на них со стороны противника, после того как он выпустил по нам свои ракеты с внешней подвески. Это обстоятельство, а так же очень плотный огонь энергетических излучателей, о котором докладывают истребители, почти не пострадавшие от этого оружия, предназначенного в первую очередь для борьбы с кораблями противника, – все это наталкивает на определенный вывод.
– Вы хотите сказать, что…
– Совершенно верно. Эти сверхдредноуты несут лишь энергетическое оружие, не имея бортовых ракетных установок. Поэтому о наличии у противника боеголовок с антивеществом сейчас судить рано. – Резкие черты лица Вильерса застыли в недовольной гримасе. – Как жаль, что мы этого не знали! Ведь мы могли подойти поближе к узлу пространства и засыпать их ракетами! Впрочем, поздно рассуждать! Сейчас истребители возвращаются на авианосцы для пополнения боезапаса, а противник продолжает наступать. Мы должны немедленно сократить дистанцию, чтобы нанести по нему удар. Капитан Крюгер! – Вильерс обратился через устройство связи к командиру «Анаконды». Прозвучало несколько приказов, и тяжелые корабли землян двинулись вперед.
– Господин адмирал, – сказал Сантос. – Из узла пространства продолжают появляться сверхдредноуты противника. Те из них, что выходят оттуда сейчас, могут иметь на борту ракетные установки. Кроме того, я не исключаю наличия у них боеголовок с антивеществом…
– Я согласен с вами, коммодор, но позволю себе обратить ваше внимание еще на одну закономерность, которую нетрудно заметить в полученных нами данных. Посмотрите, что сообщают пилоты о плотности оборонительного огня, с которым они столкнулись.
Сантос начал изучать столбцы цифр, а остальные офицеры, включая Френкеля, с любопытством заглядывали ему через плечо. Постепенно начальник штаба перестал хмуриться, и у него засверкали глаза.
– Господин адмирал, если я правильно понимаю, корабли этих… – Он вовремя спохватился, прежде чем у него с языка сорвался живописный нецензурный эпитет. – Корабли противника не объединены в информационную сеть!
– Совершенно верно! И в этом коммодор Чельтвин не ошибся. Если на нашей стороне действительно такое преимущество в области управления огнем, я готов рискнуть и вступить с противником в ракетную дуэль даже в отсутствие «Нагинаты».
Упомянутый линейный крейсер с трудом добрался до Голана всего за четыре часа до начала сражения и все еще плелся по этой звездной системе с черепашьей скоростью, которую пока не могла повысить даже лихорадочная работа его механиков, трудившихся под личным наблюдением коммандера Плевецкой.
– А теперь, господа офицеры, предлагаю позволить капитану Крюгеру вступить в бой. Мы же тем временем постараемся прийти к новым выводам о возможностях и намерениях противника.
– Прекрасная мысль, господин адмирал! – воскликнул Сантос. Со стороны остальных офицеров штаба, не исключая Френкеля, также послышались одобрительные восклицания.
Тяжелые корабли Вильерса, казавшиеся крошечными по сравнению с бесконечной чередой сверхдредноутов противника, продолжавших возникать в Голане, приблизились к ним на расстояние прицельного ракетного огня, и по космическому пространству покатились такие чудовищные волны энергии, что казалось, оно вот-вот расползется по швам.
Вскоре стало ясно, что вражеские системы управления огнем действительно устарели по сравнению с системами кораблей ВКФ Земной Федерации. Противник мог объединить в единую информационную сеть в два раза меньше кораблей, чем земляне, а ведь в такой сети корабли маневрировали и стреляли как единое целое, намного эффективнее поражая свои цели. А еще важнее было то, что сеть позволяла столь же эффективно перехватывать ракеты противника, ведь за первыми двенадцатью сверхдредноутами противника в Голане действительно появились вражеские корабли этого класса, оснащенные ракетными установками, причем казалось, что ими нашпигованы все корпуса этих огромных кораблей. На вражеских ракетах на самом деле стояли боеголовки с антивеществом, но этим ракетам лишь иногда удавалось пробиться сквозь паутину оборонительного лазерного огня, который координировано вели шестерки кораблей землян. Впрочем, и этих ракет хватило, чтобы тяжело повредить линкоры «Орел» и «Каллоден», а также уничтожить тяжелый крейсер «Эмануэль Филиберто» и эсминцы «Мушкетер» и «Сулейман». Лишь линкоры могли устоять против нескольких попаданий смертоносных боеголовок с антивеществом. Однако шестерки кораблей Вильерса как единое целое снова и снова давали залп из всех ракетных установок по той или иной избранной цели. Хотя боеголовки ракет и действовали по принципу простейших ядерных бомб, некогда стерших с лица Земли Хиросиму и Бомбей, они взрывались одновременно, как огни гигантского фейерверка, сливаясь затем в колоссальный огненный шар. Через некоторое время он гас, оставив от корабля противника только облако газа и мелких обломков. На флагманском мостике «Анаконды» звучали торжествующие крики и радостные возгласы, но Вильерс, в душе которого вспыхнул малюсенький огонек надежды, по-прежнему стоял с каменным лицом.
