— Галантность, — повторила миссис Энтуисл.
— Это ужасно, — сердито произнесла Мирабель. — В его присутствии мне иногда хочется заплакать. А иногда — швырнуть в него что-нибудь. К тому же идеалист или просто притворяется. У меня не хватает духу сказать ему, что его благородные намерения никого не трогают.
— Он брюнет или блондин? — поинтересовалась миссис Энтуисл.
— Шатен. Когда на его волосы падает свет, они отливают золотом. Глаза у него светло-карие, но могут менять цвет. Взгляд ленивый. Нельзя с уверенностью сказать, слушает он тебя или только делает вид. Возможно, его раздражают мои волосы, и он смотрит на них из-под полуопущенных век.
— Но почему ты думаешь, что твои волосы его раздражают? — удивилась миссис Энтуисл. — Они великолепны.
Мирабель пожала плечами.
— Рыжие волосы не в моде, особенно такого странного оттенка, а он признает только совершенство. К тому же моя прическа даже в самые лучшие времена не отличалась элегантностью.
— Просто ты не даешь возможности горничной уложить как следует волосы, все время вертишься.
— Что правда, то правда. Так было и сегодня утром. Потому моя прическа развалилась.
Миссис Энтуисл взглянула на волосы Мирабель.
— Мне кажется, она сейчас в полном порядке.
— Это дело его рук, — объяснила Мирабель. — Он заколол волосы так крепко, что будет нелегко вытащить шпильки. Интересно, кто научил его закалывать волосы? Надо бы спросить.
— Только этого не хватало, Мирабель.
— Но я онемела от неожиданности. — Сказать «онемела» — значит не сказать ничего. Охватившие ее чувства не передать словами. Он стоял так близко, что она чувствовала запах крахмала, исходивший от его галстука. И еще какой-то неуловимый аромат, который, возможно, ей только пригрезился. Однако ей не пригрезились ни гулкие удары сердца, ни целая гамма неожиданных ощущений, которые тоже не поддаются описанию.
Она понимала, что это за ощущения. Теперь она старая дева, но когда-то была молодой, и мужчины старались перещеголять друг друга, оказывая ей всяческие знаки внимания. Некоторым удалось завоевать ее симпатию. Но ей было бы легче, если бы это не удалось никому.
Но все это давно прошло, за десять лет она успела прийти в себя и теперь могла спокойно вспоминать о том чудесном сезоне в Лондоне и об Уильяме. Но ей вовсе не хотелось пережить все это снова. Любая привязанность заканчивается одним и тем же, и она не жаждала вновь подвергать себя испытанию.
Правда, сейчас ей едва ли угрожала опасность. Мистеру Карсингтону не нужны были ни ее деньги, ни она сама. Ему требовалась только информация, которую он мог получить и без ее помощи.
Миссис Энтуисл прервала ее размышления:
— Ты говоришь, что мистер Карсингтон педантичен в отношении одежды?
— Он посрамил бы самого Бо Браммела, — ответила Мирабель и рассказала о разговоре с ним, состоявшемся под проливным дождем, когда среди ночи он помчался верхом на лошади в гостиницу, сказав, что ему утром «нечего надеть».
— Это многое объясняет, — заметила миссис Энтуисл.
— Ты же знаешь, каковы эти денди, — сказала Мирабель. — Для них важен каждый пустяк. Ты и представить себе не можешь, насколько раздражают его мои волосы. Он не сдержался и сказал мне, что они отвлекают его внимание.
— В таком случае ты вооружена лучше, чем тебе кажется, — промолвила миссис Энтуисл. — Ты обнаружила слабое место своего противника.
Мирабель пристально посмотрела на нее.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Отвлеки его внимание, — посоветовала ее бывшая гувернантка.
Глава 4
— Приглашение на ужин, — словно эхо повторил Алистер.
— В пятницу. Осталось всего три дня. Я понимаю, что надо было предупредить заблаговременно, — говорил сэр Роджер Толберт, поглощая еду, приготовленную поваром гостиницы Уилкерсона.
Мужчины сидели за ужином в отдельной столовой, из которой ушла мисс Олдридж.
— Конечно, такого великолепия, к которому вы привыкли, за ужином не будет, — продолжал баронет. — Я так и сказал своей супруге. Предупредил, что у вас есть более неотложные дела. Но вы же знаете женщин! Уж если им что-нибудь втемяшится в голову…
Алистер сочувственно кивнул, вспомнив предсказание мисс Олдридж: «Сэр Роджер Толберт и капитан Хьюз непременно заедут к вам и пригласят вас к себе на ужин».
В тот момент она его расстроила, но когда ушла, Алистер подумал, что предсказанное ею развитие событий маловероятно, если учесть холодный прием, оказанный здесь представителю Горди. Именно по этой причине Алистер сообщил заранее о своем приезде только мистеру Олдриджу и, сославшись на опыт предыдущего представителя, попросил этого джентльмена никому не сообщать о его приезде.
Алистер знал, что слух о его приезде моментально распространится в округе. Но, приготовившись к холодному приему, если не к открытому проявлению враждебности, он оказался не готов к подобному гостеприимству. Когда мисс Олдридж сказала, будто местные жители считают его важной персоной, он подумал, что это преувеличение.
Он ожидал, что столкнется с трудностями, и был готов преодолевать их, завоевывая доброе отношение землевладельцев, обходясь с ними по справедливости, выслушивая и принимая во внимание все их возражения, вырабатывая вместе с ними приемлемые решения и компромиссы. У него были самые честные намерения. Обладая тактом и безупречными манерами, если не считать его поведения в отношении мисс Олдридж, он верил, что одержит победу в трудном сражении.
Он ожидал, что все его противники немедленно сложат оружие, как только он появится.
Сэр Роджер приехал к нему примерно через полчаса после отъезда из гостиницы мисс Олдридж и приветствовал Алистера, как сына, которого уже не чаял увидеть.
У баронета, ровесника его отца, было толстое брюхо и лысая голова. Чтобы продержаться до ужина и не умереть с голоду, он заказал себе баранину, картофель, каравай хлеба, примерно по фунту сыра и масла, а также большую кружку эля.
Алистер заказал только бокал вина. Будь он даже голоден — что маловероятно в это время суток, — ему кусок бы не полез в горло, когда он понял, что мисс Олдридж сказала ему правду. Никого не интересовал его проект. Он был сыном лорда Харгейта, газеты сделали из него героя, остальное не имело значения.
— Со стороны леди Толберт очень любезно было подумать обо мне, — сказал Алистер. — Однако, как вы возможно уже слышали, я приехал сюда по делу.
— И, наверное, очень важному?
— Да, довольно важному. — Переждав, пока баронет прожует баранину, Алистер добавил: — Речь идет о канале лорда Гордмора.
Брови сэра Роджера поползли вверх, но он довольно спокойно прожевал и проглотил пищу.
