– Откуда вы знаете?
– Два гвардейца выжили. И оба рассказали одно и тоже...
Камилла умолкла. Давно пережитое вновь нахлынуло на нее, и ее душили слезы. Но она не заплакала, только побледнела. Сама виновата. И вовсе ей не нужно, чтобы Теодор ее жалел. Он и не будет, ни один мужчина ее не жалеет, даже Анри.
– Я узнала про все почти тут же и примчалась в лагерь на десятый день после гибели Франсуа, послав вперед себя гонца. Мне не хотелось, чтобы моего любимого похоронили так далеко от моего и своего дома... Всю дорогу жалела о том, что не смогла уберечь его, и о том, что Бог не послал мне ребенка, хотя мы с Франсуа были не только женихом и невестой, но и любовниками... Я думала, что сойду с ума. Я бы и сошла, но мне помог Анри, сам того не подозревая. В лагере я узнала, что живы два молодых дворянина из состава того отряда, оба тяжело ранены и находятся на грани жизни и смерти... Как же я удивилась, когда в палатке хирургов обнаружила Анри! Он и вправду был одной ногой на том свете. Три раны, причем опасные, и это – при его-то неважном здоровье! Второй гвардеец чувствовал себя немногим лучше. Анри с момента, когда их нашли, ни разу не пришел в сознание, но Мишель, второй раненый, его не терял ни на секунду. Вот он мне и рассказал все, как было. Анри защищал командира до последней секунды, он бился уже над трупом...
Виллеру, потрясенный горькой исповедью, не мог произнести ни слова. А Камилла продолжала:
– Домой мы возвращались вместе. Для Франсуа я наняла закрытую карету, куда поставили гроб, Анри на носилках перенесли в мой экипаж. По дороге он метался в горячке, и я с ужасом думала, что потеряю и его. Он дорог мне, Теодор. Думаю, без лишней скромности, что и я ему тоже очень дорога... Но Господь не допустил подобной несправедливой жестокости, Анри выжил. Выздоравливал долго, его качало от слабого дуновения ветра, когда врач наконец разрешил ему вставать с постели. Я заново учила его ходить. Наверное, это тогда спасло нас обоих – и меня, и его. Это сделало нас очень близкими людьми.
Теодор вздохнул. Камилла решила не уточнять, насколько близки были их отношения с Анри, пусть Виллеру сам догадывается. Маленькая месть – или маленький тактический ход? И то, и другое. Иголка сверкала в падающем из окна свете острым лучиком.
– Я вас утомила, шевалье... Подождите, осталось немного. Франсуа был мертв, я слишком долго приходила в себя, чтобы полюбить кого-то еще, и осталась одна. Признаться, я даже рада. Я никому ничем не обязана и могу жить так, как хочу. Со мной все ясно...
Камилла снова глубоко вздохнула, лицо обрело обычное, чуть насмешливое выражение.
– Судьба же Анри была чрезвычайно интересна. Спросите его, шевалье, если захотите, а он, если пожелает, вам расскажет. Он все-таки принял сан, но некоторое время назад в результате политических интриг вынужден был покинуть Францию и стать секретарем при его преосвященстве папском нунции в Испании. Из Мадрида Анри написал мне. Жизнь его снова изменилась, и теперь мы могли только переписываться. Во Францию аббат де Вильморен смог вернуться лишь после смерти Ришелье.
Камилла подняла голову и вгляделась в лицо слушателя. И – вот странно – шевалье выглядел невозмутимым, как обычно, но выражение лица было другим. Неужели она научилась их различать? Госпожа де Ларди чувствовала себя так, будто злой великан взял ее и вывернул наизнанку, но от этого, как ни странно, стало лучше.
– Сударыня, – мягко произнес Виллеру, – мне жаль, что вам пришлось испытать так много боли. Я могу что-то сделать для вас?
Камилла покачала головой и проглотила комок в горле.
– Пожалуй, можете, – она дотянулась до колокольчика и позвонила. – Не угодно ли чаю, шевалье? Вам полезно, а у меня пересохло в горле после длинного рассказа.
Камилла отправилась поторопить служанку, а Теодор, воспользовавшись моментом, тихо встал и покинул комнату. Нужно пройтись по замку – ведь Виллеру так толком и не видел Жируара. А еще необходимо подумать. В свете рассказанного Камиллой все его старые любовные томления – пыль по сравнению с тем, что произошло с нею.
Теодор вернулся в свою комнату, взял плащ и, накинув его, спустился в сад. Он долго бродил по дорожкам, сначала ни о чем не думая и наслаждаясь свежим воздухом. Шевалье казалось, что силы возвращаются к нему с каждой минутой, что-то менялось в нем самом, боль уходила, оставляя место странному сожалению и какой-то смутной надежде. Теодор не мог разобраться, что это за новое чувство. Нет, он не стал меньше горевать по Марго или любить ее, но любовь менялась в самой сути своей. Что за цветок из нее вырастет, Теодор еще не знал, но ему больше не казалось, что Марго – воздух, которым он дышит. Воздух в саду Камиллы пах весной.
Теодор добрел до той полянки, где сегодня догнал ушедшую Камиллу; с головы Давида сползла снежная шапочка. Наверное, поляна как-то связана с Франсуа... Виллеру сожалел о потере госпожи де Ларди – она отнюдь не ординарная женщина, – но чем ей помочь, он не знал. Да и не мог, наверное. Они слишком разные, и вряд ли Камилла ждет от кого-то помощи; эта женщина привыкла со всем сражаться сама, и если упадет, то напоследок плюнет в лицо врагам. Теодор знавал одиночек, но все они – мужчины. Женщина – одинокий воин – встретилась ему впервые.
Смутная мысль о том, что Анри де Вильморен был любовником Камиллы, не давала ему покоя. Задумываться, почему, он не стал. И так слишком сильной стала его... благодарность? Нет, на благодарность это уже не похоже. Виллеру еще несколько мгновений постоял неподвижно, потом молниеносным движением выхватил кинжал и метнул его – для разнообразия, левой рукой. Клинок вонзился в бугристый ствол старого вяза и завибрировал. Теодор, не торопясь, подошел, выдернул нож и спрятал обратно в ножны, потом, помедлив, коснулся ладонями дерева. Кора была шершавой и грубой – даже правая рука это чувствовала, – но вместе с тем ощущалась под ней сила живого дерева. Оно просыпалось от зимней спячки, и в этом было нечто основополагающее, вечное. Сначала смерть, похожая на сон, потом обновление. А потом – снова смерть. Как жаль, что людям не дано возрождаться, подобно деревьям.
...В дом он вернулся как раз к обеду, сидел за столом и с улыбкой слушал, как Камилла едко обсуждает соседей, приславших ей приглашение на вечер. На сей раз в улыбке Теодора не сквозила горечь.
Глава 9
Камилла де Ларди не зря считала себя умной женщиной. А еще она не привыкла скрывать от себя собственные желания; они могли быть тайной для кого угодно, но только не для нее. Голос подсознания, шептавшего ей, чего она на самом деле хочет, Камилла слышала отчетливо.
Сейчас ей больше всего на свете хотелось, чтобы Теодор де Виллеру остался в Жируаре.
С тех пор, как ему позволили ходить по замку, шевалье о своем отъезде не заговаривал. Немного странно, если учесть, что раньше он бормотал об этом непрерывно. Конечно, Камилла не отпустила бы его в путь – рана еще беспокоила Теодора, а до Лиможа путь неблизкий, – но то, что Виллеру подчиняется ее указаниям, ее удивляло и даже настораживало. Паинькой он не был, и вдруг такое послушание! То ли хочет сделать ей приятное перед отъездом, то ли передумал пускаться в путь при первой возможности. Камилла хотела бы надеяться на второе, но по привычке подозревать худшее склонялась к первому. В любом случае, этим следовало воспользоваться.
