Мэри любила брата, но начала смотреть на него как на противника. В поместье Толиверов образовались два лагеря, и на стороне Мэри была одна Сасси. Остальные - прочая прислуга, мать, друзья, за исключением Олли, сохранявшего нейтралитет, - все были на стороне Майлза. Господи милосердный, Мэри уже начала мечтать, чтобы с Майлзом что-нибудь случилось, какая-нибудь мелкая неприятность, которая вынудила бы его вернуть ей плантацию. Мэри надеялась, что в конце концов он поймет, что не рожден быть плантатором.
— Ты хотел поговорить со мной о маме? — спросила она, опускаясь в кресло напротив большого письменного стола.
— Я хотел поговорить о тебе, — произнес Майлз нравоучительным тоном, который усвоил с тех пор, как стал главой семьи. Сам он с важным видом устроился за столом, положив на него локти и переплетя длинные тонкие пальцы. Отложные манжеты сверкали накрахмаленной строгостью, так же как и его манеры. — Мэри, я уверен, ты понимаешь, что для всех нас наступили нелегкие времена.
Мэри кивнула. Ей хотелось расплакаться от того, что между ними больше не было тепла.
— Смерть отца должна была объединить нас. Вместо этого после прочтения завещания у нас с мамой не осталось к нему почти никаких чувств. Мы оказались обманутыми и преданными. Мама чувствует себя униженной. Мы оба были несправедливы к тебе, я отдаю себе в этом отчет. У тебя появилось ощущение, что это ты виновата в том, что случилось, и я сожалею об этом, Мэри, правда, сожалею. Однако, глядя на тебя, я не могу отделаться от чувства, что ты каким-то образом причастна к условиям завещания.
— Майлз...
Он поднял руку.
— Позволь мне закончить, а потом ты выскажешь свое мнение. Господь свидетель, мне не нужен Сомерсет, но он должен был перейти к нашей матери. Она должна была иметь право продать его или оставить себе. Она должна была быть первой в списке привязанностей папы, а не Сомерсет и не ты. Вот что мы оба чувствуем, говоря простым языком. Кроме того, мы полагаем, что ты в восторге от папиного решения.
— Только потому, что я сумею позаботиться о том, что принадлежит нам по праву рождения. Я позабочусь о маме. Она никогда ни в чем не будет нуждаться...
— Мэри, Бога ради, маме не нужна твоя благотворительность. Неужели ты этого не понимаешь? Поставь себя на ее место. Как бы ты себя чувствовала, если бы твой супруг предпочел тебе дочь?
— Я бы не стала отрекаться от дочери из-за того, что сделал мой муж! — вскричала Мэри.
Ее сердце разрывалось от боли при воспоминании о том, как мать отворачивалась к стене всякий раз, когда она входила к ней в комнату.
Майлз выставил руки ладонями вперед.
— Я понимаю, что ты чувствуешь, и мне действительно очень жаль.
— Мне не помешало бы немного материнской и братской любви. Я ужасно скучаю по папе...
— Я знаю, — сказал Майлз и на мгновение смягчился, — но все это не имеет прямого отношения к тому, ради чего я пригласил тебя сюда. А теперь я хочу, чтобы ты меня выслушала, прежде чем вскочишь с кресла и пошлешь меня к дьяволу. На твоем месте я бы не стал так поступать. Понятно?
Многозначительный взгляд Майлза напомнил ей о том, что пока именно он является доверительным собственником Сомерсета. В течение следующих пяти лет она и плантация будут в его власти.
Когда Мэри неохотно кивнула, Майлз откинулся на спинку старинного кресла и вновь принял позу наставника.
— Я намерен отправить тебя в пансион благородных девиц. В Атланте есть такой, и он прекрасно тебе подойдет. У меня еще осталось немного денег, которые завещал мне дедушка Томас, их хватит на год.
Мэри, онемев от негодования, уставилась на брата. Он собирался отправить ее подальше от плантации...
— Пансион называется Беллингтон-холл, — невозмутимо продолжал Майлз, которого нимало не тронуло отчаяние, написанное на лице сестры. — В свое время его окончила Беатриса Уорик. Может, ты помнишь, Перси упоминал об этом, когда рассказывал о своей гостье, Люси Джентри. Тебе следовало встретиться с ней, поскольку она станет твоей соседкой по комнате.
От ужаса Мэри окончательно лишилась дара речи.
— Ты уедешь через три недели. Я распоряжусь, чтобы Сасси приготовила твои вещи.
Внутри у Мэри все горело, словно в животе бушевал лесной пожар.
— Майлз, пожалуйста, я должна остаться здесь, чтобы помочь Лео управиться с плантацией. Чем быстрее я всему научусь, тем лучше. Я не смогу сделать этого, находясь вдали от Хоубаткера. А с мамой мы что-нибудь придумаем.
— Единственное, что ты можешь придумать дельного, - дать мне разрешение на продажу плантации. — Майлз погрозил ей пальцем, увидев, как Мэри схватилась за ручки кресла, явно собираясь дать ему отпор. — Поскольку ты еще несовершеннолетняя, я могу сделать это от твоего имени. Разумеется, я не намерен идти наперекор твоим желаниям, о чем папа прекрасно знал.
Мэри все-таки вскочила на ноги. Кровь шумела у нее в ушах.
— Я решительно отказываюсь давать тебе такое разрешение!
— Я прекрасно знаю об этом, сестренка. Значит... ты поедешь в Беллингтон-холл.
— Ты не можешь так поступить со мной.
— Могу и поступлю.
Мэри уставилась на брата, словно у того вдруг выросли рога. Майлз не может так жестоко с ней обойтись.
— Это ведь Перси подкинул тебе идею насчет продажи плантации, верно? А Беллингтон-холл тоже он предложил?
Уголки губ Майлза дрогнули.
— Ты полагаешь, я не способен сам позаботиться о своей семье? Перси не предлагал ничего подобного. А теперь сядь немедленно.
Mэри попятилась к креслу.
— Ты совершаешь огромную ошибку...
— Я уже все решил, Мэри. В данный момент меня больше всего заботит мама, а не ты. А тебе следует утешиться сознанием того, что, когда ты станешь совершеннолетней, земля перейдет к тебе. У матери такого утешения нет. Поэтому ты поедешь в Беллингтон- холл и дашь ей шанс свыкнуться с несправедливостью - и, должен добавить, с ее чувствами к тебе. Твое отсутствие может заставить ее вновь полюбить тебя. Постоянное присутствие - нет.
Его речь была столь отрывистой и грубой, а слова — столь острыми, что ими можно было колоть лед. Колени у Мэри подогнулись, и она повалилась в кресло. Неужели Майлз хочет сказать, что, если она останется, мать никогда больше не будет любить ее? Но это же абсурд. Она - ее дочь. Чувства к детям могут, конечно, меняться ненадолго, однако мать никогда не перестает любить их - разве не так? Чувствуя себя всеми покинутой, в окружении стаи волков, от которых ей приходится отбиваться в одиночку, Мэри скрестила руки на груди.
— А что, если я откажусь уехать?
Майлз криво улыбнулся.
— Почему-то мне кажется, что ты не захочешь услышать, каковы будут последствия.
