За водой поднимались голубые холмы, и их венчала большая белая церковь Святого Димитрия. На горизонте висела призрачная дымка, и она подумала, нормально ли это для лета.
Беатрис скучала по жизни при дворе, по своей семье, по знакомым из Руана. Ей ужасно хотелось знать, как поживают ее младшие сестры Эмма и Хавис. Вспоминая, как они играли в прятки в лесу, она всегда смеялась, но порой на глаза наворачивались слезы. Камеристки твердили им, что высокородным дамам не следует играть в такие грубые игры, но камеристки были местные, отец специально нанял их, чтобы прививали его дочерям франкские манеры. Маленькая Хавис сказала своей камеристке, что она дочь викинга, а значит должна закаляться, потому что северянки нисколько не похожи на вечно падающих в обморок франкских женщин. Когда мужья бьют их, они не плачут и не жалуются, а берут палку и дубасят в ответ.
— Но это же неестественно, — сказала камеристка Барза.
— Писать мужу в суп тоже, однако именно так и сделала моя тетя Фрейдис, когда мой дядя ее побил, — заявила Хавис.
Беатрис не знала, увидит ли когда-нибудь сестер. Если она носит под сердцем сына, то возможно. Она опустила голову. Но вдруг это не сын? Тогда им придется попытаться еще раз и еще, пока не родится наследник. Может, она даже купит мальчика на рынке, чтобы выдать за своего ребенка перед отцом. Чем больше она об этом размышляла, тем больше ей нравилась эта идея.
Как там мама? При мысли о матери слезы потекли по лицу. Должен быть способ вернуться. Но не раньше, чем сны перестанут ее терзать. Она бежала с Луисом по любви, однако причина была не только в этом — не такая же она дурочка.
У многих благородных дам были любовники, они умудрялись держать их при себе, несмотря на выбранных родителями мужей. Менестрели, учителя, советники, даже торговцы — у всех у них находился благовидный предлог, чтобы регулярно навещать госпожу. А при старой, сонной или падкой на подарки дуэнье все было возможно, особенно когда твоего мужа интересует только война и его вечно нет дома.
Нет, она знала, почему бежала из дома. Сны. Что-то гонится за ней, и в Руане оно ее едва не настигло. Ей пришлось бежать оттуда, спрятаться. Она горячо любила Луиса, но если бы было возможно, она нашла бы для него место в своей жизни там, в Руане.
Беатрис помнила то утро: морозный рассвет, когда она украдкой выбралась из замка, чтобы оседлать лошадь и отправиться на встречу с Луисом. Она искала его в лесу и заметила кое-что странное — рассвет так и не наступил, луна висела высоко в небе. Стояла глубокая ночь. Почему стражники отца хотя бы не окликнули ее? Неужели, покидая замок, она никого не разбудила, даже собаку?
Было холодно, очень холодно. Она развернула лошадь, чтобы возвратиться, вокруг нее все сверкало, покрытое инеем, пар от конского дыхания казался серебристым в свете луны. Ей чудилось, что лес глядит на нее бесчисленными глазами, и ей нестерпимо захотелось оказаться дома. Она пришпорила лошадь, но та даже не шелохнулась.
За спиной Беатрис в лесу что-то зашумело.
— Луис?
— Луиса здесь нет, а ночь холодная. Не хочешь погреться у моего костра?
Шагах в двадцати от нее стоял очень странный человек: высокий, с копной рыжих торчащих волос. Явно чужестранец. Одет просто неприлично: на поясе затянута волчья шкура, едва прикрывающая срам, на спине — длинный плащ из перьев. Чуть поодаль, под деревьями, горел костер. Как это она раньше не заметила?
Беатрис снова пришпорила лошадь, но та не сдвинулась с места, замерев, словно заколдованная.
— Подойди же, госпожа, снег холодный, а у моего костра тепло. Хотя, как я вижу, в душе у тебя живет такой холод, какой не растопит ни одно пламя!
— Я не могу оставаться с мужчиной наедине. Отойдите от меня, сударь. Мой отец не терпит бродяг в своих владениях, не говоря уже о тех, которые так развязно пристают к его дочери.
— А ты красотка. Он вечно выбирает красоту и жизнь, какие больно терять. Он мог бы отправиться к умирающим с голоду, к больным, к узникам и забрать их — он их и так заберет, — однако более всего ему любезны жизни цветущих и прекрасных, таких, как ты. Сойди с лошади.
Беатрис послушалась, хотя и не хотела, но тело как будто не подчинялось ее приказам.
— О ком ты говоришь?
— Да о ком же, как не о нем? О старике, который и сам мертвец. Князь смерти. Повелитель убийц. Он сеет смерть и там, и тут, он повсюду, это бог-убийца. Один, одноглазый мертвый бог, коварный и злобный интриган, горазд на уловки. Но ты и сама все это знаешь, ты уже встречалась с ним раньше.
— Я не знаю, о ком ты говоришь. Ты что, идолопоклонник?
— Забавно, — сказал он. — Нас они называют идолопоклонниками, а сами ползают на коленях перед своими нарисованными святыми. И что дают им эти святые? Несчастья и смерть, куда ни плюнь. — Он щелкнул пальцами и указал на нее. — Спроси, что дам тебе я.
— Что дашь мне ты?
— Ха, да себя же, — ответил чужак. Он поклонился, подошел и взял Беатрис за руку. — И поверь, госпожа, нет дара дороже.
Беатрис чувствовала себя очень странно. Может, снова лихорадка? Она точно знала, что уже видела этого типа в лихорадочном бреду, но теперь он казался таким реальным.
Она пошла вместе с ним к небольшому костру под деревьями. Он расстелил рядом с огнем свой плащ из перьев и лег. Беатрис нисколько не удивило, что плащ раскинулся на двадцать шагов вокруг костра. Он казался таким чудесно теплым. Ей очень хотелось ощутить, каковы эти перья на ощупь. Она тоже легла рядом с незнакомцем, больше нисколько его не опасаясь. Перья действительно оказались удивительно мягкими, куда лучше, чем любая кровать, на какой ей доводилось лежать. Беатрис посмотрела незнакомцу в глаза, и ей показалось, что у него зеленые глаза волка. Ей захотелось открыть ему свою тайну.
— Мне снятся сны.
— И мне тоже, — ответил он, — иногда так легко влюбиться в сон. У меня так однажды было.
— Разве я сон? — Она не вполне понимала, о чем говорит.
— Вот верный вопрос! Ты, госпожа, самая настоящая реальность. Все дело в том, что на тебя с грохотом обрушиваются сны богов.
— Я бываю в одном месте у реки, там стена, а в ней много горящих свечей. Я не могу к ним прикоснуться.
— Ты там одна?
— Есть и другие.
— Кто они?
— Мальчик, который, кажется, потерялся, и нечто в темноте. Я не вижу его, но знаю, что оно там.
— Это волк, он охотится за тобой.
— Почему волк охотится за мной?
— А почему он убивает того, кого любит?
— Ну, мне кажется, он этого не хочет. Просто его постоянно подозревают в бесчестности.
Беатрис вдохнула аромат мужского тела: как будто ладан и дым, свежесть дождя, железный меч в руке.
