Впрочем, всему хорошему скоро приходит конец, и присутствия Сэма для этого не понадобилось. Как только наше сознание, как выразилась американская леди, «поплыло», она предложила нам визуализировать воображаемого ребенка там, где ему и положено быть во время беременности. Вот тут-то я и обломалась. Мою удовлетворенность как ветром сдуло, вместо нее остались лишь злость и растерянность. Мой зеленый лес обернулся все тем же серым Лондоном. Следующей мой ошибкой было то, что я не попыталась вернуть утраченное чувство покоя, а открыла глаза. То, что я увидела, привело меня в ужас: я сидела в кругу жалких дур, которые, как и я, пришли сюда за обещанным чудом (единственное, что отличало меня от большинства из них, так это нормальная прическа). Против собственной воли я их тут же возненавидела. А еще больше я обозлилась на саму себя за то, что оказалась одной из них.
Потом я сказала этой американке, что, по всей видимости, со мной общий подход не срабатывает. Я объяснила ей, что стараюсь, наоборот, как можно меньше думать о детях, потому что стоит моим мыслям коснуться этой темы, как мое настроение необратимо портится. Она ответила, что прекрасно понимает меня и что мне следует хотя бы иногда позволять себе мечтать и, по возможности, сочувствовать своему сегодняшнему состоянию, в котором меня больше всего огорчает отсутствие ребенка. Она сказала, что я борюсь с собственным телом, отвергаю его, считаю его разрушителем всех своих надежд, и это созданное мною самой напряжение, по всей видимости, и препятствует зачатию. Не могу не признать, что в этих словах есть определенная доля здравого смысла. Я даже прониклась некоторой симпатией к этой женщине. Другое дело, что больше я все равно туда не пойду. Мне до сих пор плохо. У меня внутри все просто кричит: ну почему именно я, какого черта именно мне предлагают воображать и придумывать, почему у меня не может быть собственного ребенка? Есть люди куда хуже, чем я, и тем не менее у них есть дети. Это нече стно. Я понимаю, что так говорить нельзя, но однако же я уверена, что была бы гораздо лучшей матерью для своего ребенка, чем по меньшей мере половина тех женщин, которых я вижу в «Сэйнсбери», когда они позволяют своим чадам наваливать груды сладостей в тележки. Это не говоря уже о тех людях, которые, судя по выпускам новостей, обзаводятся детьми исключительно с той целью, чтобы те терроризировали соседей и превращали жизнь окружающих в ад кромешный. Нет, мой разум просто отказывается воспринимать такую несправедливость. Неужели мне так и не суждено перечитать когда-нибудь любимых «Беатрис Поттер» и «Винни-Пуха», не рискуя при этом выглядеть выжившей из ума теткой, спятившей от одиночества?
Вернувшись домой, я обнаружила в почтовом ящике письмо. Мелинда прислала мне фотографии, сделанные в тот раз, когда мы с Сэмом были у них в гостях. Очень хорошо получился тот снимок, где я держу на руках маленького Катберта. Он такой хорошенький и миленький, и мы с ним выглядим просто как родные. Можешь себе представить, Пенни: получить фотографию, где ты похожа на мамашу с ребенком, и при этом знать, что этот младенец не твой! Я чуть было не расплакалась, но, вспомнив о своем решении держать себя в руках и не зацикливаться на проблемах, предпочла заменить слезы некоторым количеством бокалов красного вина.
Впереди еще, кстати, маячит анализ спермы Сэма. Я поначалу было подумала, что все пройдет без проблем, что Сэм человек разумный и не станет устраивать скандалов из-за ерунды. Похоже, я немного поторопилась со столь оптимистичными выводами.
Дорогой я.
Сегодня на работе мы с Тревором и Джорджем пошли пообедать. Я заранее нацелился завести разговор на тему спермы - ну, в том смысле, что одна голова хорошо, а три лучше. Может, ребята и скажут что-то дельное. Джордж должен кое-что в этом понимать. У него, во всяком случае, есть тому доказательство - Катберт. Впрочем, не стоит принимать на свой счет все советы, которые может дать человек только потому, что один из его сперматозоидов послужил причиной появления на свет этакого красавца. Что касается Тревора, то он голубой, так что Бог его знает - может, он тоже в этом деле что-то соображает. По крайней мере, с обсуждаемой субстанцией ему приходится сталкиваться, так сказать, лицом к лицу. В общем, говоря начистоту, я просто хотел, чтобы разговор с приятелями на эту тему помог мне развеять страхи, которые я испытываю в преддверии надвигающегося анализа спермы (надеюсь, фраза получилась понятной и не слишком перегруженной придаточными предложениями).
Разумеется, ничего из моей затеи не вышло. Мы весь ланч проговорили о работе. Мы всегда о ней говорим. Странная штука - эта хреновина, которую мы называем шоу-бизнесом. Стоит людям, чья работа хоть каким-то боком связана с этим делом, встретиться, как они начинают говорить о нем и только о нем. Я в этом отношении ничуть не лучше других. У меня есть сильное подозрение, что в армии существует особый приказ, запрещающий в офицерских столовых говорить о службе. На мой взгляд, такое правило не помешало бы и нам, но боюсь, в нашей среде оно не приживется. Если нам под угрозой строгого наказания запретить говорить о шоу-бизнесе, то за нашим столом воцарится неловкая тишина, не нарушаемая ни единым словом. Потребовать от людей, работающих в шоу-бизнесе, не говорить о шоу- бизнесе равносильно тому, чтобы попросить Папу Римского не зацикливаться на религии и поболтать о чем-нибудь повеселее.
Обедали мы в Сохо, в отличном ресторане под названием «Кварк». Между прочим, теперь все рестораны в Сохо отличные, шикарные и даже респектабельные. Лишь в воспоминаниях сохранились те милые, простые и такие душевные итальянские забегаловки, которые были здесь раньше. В ресторан я пришел первым и, едва переступив порог, выставил себя полным идиотом. Как только я сел за стол, официантка (длина ее юбки едва ли превышала ширину хорошего ремня - и какого, спрашивается, черта эти девчонки над нами так издеваются?) поставила передо мной здоровенную тарелку с креветками или еще какой-то гадостью в том же духе. Я обратил ее внимание на то, что она, по всей видимости, ошиблась, потому что я еще ничего не заказывал. В ответ эта стерва откровенно рассмеялась. Ничего себе: вот так, пользуясь своей молодостью, взять да и рассмеяться в лицо клиенту! Потом она с видом учительницы в школе для умственно отсталых детей объяснила мне, что это, мол, «просто к столу», своего рода предзакусочная закуска. «Вы не беспокойтесь, это бесплатно», - заявила она. Сказано это было с таким видом, что я почувствовал себя деревенщиной, каким-то туристом из глубинки, больше всего боящимся превысить свой чрезвычайно скромный бюджет. Надо же было так опозориться! Причем винить в этом некого, кроме самого себя. Дурацкая оплошность, тем более непростительная для такого профессионального едока священной пищи, именуемой ланчем, как я. Я попытался хотя бы частично реабилитироваться посредством какой-нибудь непринужденной шутки. Мне не пришло в голову ничего умнее, чем попросить официантку принести шариковую ручку, чтобы я мог написать себе на лбу слово «придурок». Лучше бы я этого не говорил. Официантка оказалась крепким орешком и с самым серьезным видом принесла мне ручку.
Это просто какой-то кошмар! Боюсь, причина кроется во всеобщем поклонении всему американскому. У них там в Нью-Йорке, видите ли, принято, чтобы официанты вели себя нагло, развязно и состязались в остроумии (пусть даже безуспешно) с клиентами. Ну и пускай живут себе так, как им угодно. Но теперь и мы, несчастные британцы, лишены права на собственную индивидуальность и вынуждены участвовать в точно таком же балагане. В Америке это действительно в порядке вещей. Жесткая ирония, зачастую переходящая в откровенное хамство, - это органичная часть нью-йоркской культуры. Ну да, они такие, и по- своему это даже занятно. Другое дело, что когда мы начинаем подражать им в манере общения, все своеобразие и очарование улетучиваются. Остается лишь неприкрытое жлобство. Хорошие манеры в наше время не в моде. Они - замшелый архаизм, позорная отрыжка нашего классово-структурированного, домеритократического общества. Главенствующая в наши дни совершенно ужасная система ценностей утверждает, что вежливость и проявление уважения к другим людям - это признание собственной слабости, которое лишь понижает ваш статус в глазах окружающих. Вот мы и пытаемся утвердить себя за счет других, унижая их и вызывая волну ответного хамства. По-моему, ничего хорошего в этом нет.
