— Малютка Сэнди — это дочь твоего погибшего брата?
— Да, — кивнул Том. — Знаешь, мы называем ее белокурым ангелом. Это не ребенок, а чудо!
— И, кажется, ее дядюшка готов ради нее на все что угодно.
— С тех пор как погиб Кен, я стараюсь проводить с ней как можно больше времени. Конечно, я не могу заменить девочке отца, но она с детства должна привыкать к мужскому вниманию и ласке. Сейчас Сэнди вместе с матерью в Брюсселе. Там живут мои родители. Я очень тебя прошу, напиши портрет Кена.
Отвернувшись, Кора вглядывалась в завораживающую гладь озера, в котором, колеблясь, отражались заснеженные пики гор и лесные холмы.
— Ты не ответила на мой вопрос. — Том шагнул к ней. — Могу ли я расценивать твое молчание как согласие?
— Нет.
Поднявшийся над озером ветер разрушил отражения гор, вода потемнела, легкие барашки волн заспешили к берегу.
— Когда ее отец умер, девочке не было и двух. Скорее всего она не сможет вспомнить его, когда вырастет. И я хочу, чтобы его портрет был у нее перед глазами постоянно. Я повешу его в ее спальне…
— Мне очень жаль, но я действительно не могу сделать это.
— Кен… Это был такой веселый, такой великодушный человек. Он был моим самым близким другом.
— Я верю, что все было именно так, но…
— Наш отец был дипломат, — словно не слыша ее слов, продолжал Том. — Вместе с матерью они объездили весь мир. Иногда они просто не могли взять с собой детей. Когда мне было четырнадцать, нас отправили в закрытую школу. Я был старшим, и мои родители в каждом письме просили присматривать за Кеном. А он был такой самостоятельный… Парень не нуждался ни в чьей опеке. Нет, я не хочу сказать, что он всегда вел себя идеально, каждый из нас иногда попадал в переделки.
— И, несомненно, старший брат всегда приходил на помощь?
— Я всегда был рад ему помочь.
— А теперь ты заботишься о его дочери.
— Думаю, для своих племянников ты сделала бы то же самое.
— Да, но я никогда бы не стала просить тебя написать для них портрет.
Резкие слова, словно порыв холодного ветра, заставили Тома прищурить глаза.
— Конечно, ведь я не умею рисовать.
— Поверь, я тоже не умею писать портреты. И вообще я бросила рисовать.
В наступившей тишине птичьи голоса звучали еще отчетливее.
— Я не понимаю, — произнес терпеливо Том. — Ты известный иллюстратор. На данный момент не имеешь никакой срочной работы, ну почему ты отказываешься?!
Носком ботинка Кора отбросила в сторону несколько сухих листьев. Поеживаясь от пронизывающего ветерка, она не решалась поднять на Тома взгляд.
— Когда Ворчун вернулся из больницы во второй раз, после того, как у него были проблемы с легкими, у меня абсолютно не осталось времени на работу. Все, что я делала в то время, — это глупые комиксы, только для того, чтобы хоть немного заработать денег. Мне все время казалось, что этот чертов тромб образуется снова. Я не отходила от старика ни на шаг. По ночам вскакивала и бросалась в его комнату потому, что мне казалось, он задыхается. Я растирала и массировала несчастную ногу, а потом, возвращалась в свою комнату, долго не могла уснуть и все прислушивалась к его дыханию… Врачи предупредили меня, что один из симптомов появляющегося тромба — кашель, поэтому я боялась закрыть двери наших спален, стараясь не пропустить ни единого вздоха. — Вспомнив эти дни, Кора устало повела плечами. — Я боялась выходить на улицу, так как мне казалось, что в мое отсутствие с ним обязательно что-нибудь случится. Я так заботилась о нем, что сама заболела, — виновато улыбнулась она. — А когда поправилась, пыталась заставить себя нарисовать хоть что-нибудь… Все было бесполезно. Что-то умерло во мне. Я пуста, как эта банка из-под пива. — Кора пнула ногой жестянку.
— Ну, начать с того, что судя по твоим рассказам, в тебе вряд ли что было и до твоей болезни.
Да как он смеет?!
С трудом подавив желание расплакаться, она с ненавистью взглянула на Тома.
— Ты собрался показать мне что-нибудь еще или уже пора отправляться домой?
Ведущая к автостоянке тропинка была покрыта мокрыми опавшими листьями. Теплые дни, сменяющиеся морозными ночами, превратили утренний иней в скользкую кашицу. Приостановившись, Том следил теперь за своей спутницей, ожидая ее приближения.
Поскользнувшись на ковре из опавших листьев, девушка не удержала равновесия и стала падать, но он вовремя поддержал ее.
— Еще в Библии сказано о справедливом возмездии, настигающем грешников, — рассмеялся он.
Том был так близко…
— Если бы справедливое возмездие настигало истинных грешников, то сейчас я бы сидела дома и не имела бы счастья видеть тебя!
Кора попыталась вырваться из его объятий.
Но вместо этого он прижал ее еще крепче. Даже сквозь толстую ткань куртки она ощутила жар его тела. Свободной рукой Том сжал кончики ее пальцев…
— Кажется, ты забыла поблагодарить меня за свое чудесное спасение. Не, определенно, тебе нужно взять несколько уроков хорошего тона…
— Твои уроки мне не нужны! — резко оборвала его Кора.
Взгляды их встретились.
Она изо всех сил хотела казаться строгой и неприступной, но дьявольские искорки в его темных глазах смущали ее, не давали сосредоточиться.
— Пусти… — охрипшим от волнения голосом начала Кора. — Ты абсолютно не в моем вкусе! — твердо закончила она наконец.
— Совершенно не нужно влюбляться в меня. Это лишнее. Все что я хочу — чтобы ты написала портрет моего брата.
— Но я повторяю уже в сотый раз! Я не могу! — Кора вдохнула в себя пахнущий опавшей листвой морозный осенний воздух. — Как ты не можешь понять! Оставь меня в покое!
— Твоя мечта сбудется только после того, как я получу портрет, — упрямо повторил Том.
— Забудь об этом.
Отступив на полшага назад, Кора обхватила рукой шершавый ствол дерева.
Том попытался снова привлечь ее к себе.
— Мы не сдвинемся с места до тех пор, пока ты не согласишься.
— Хватит. Давай расстанемся по-хорошему. Возможно, ты уверен, что твой мужественный облик оставит в моем сердце неизгладимый след, но, не волнуйся, я переживу нашу разлуку!
— Ты вынуждаешь меня идти на крайние меры! — Он выпустил ее из объятий. — До дома по крайней мере три часа пути пешком!
— У меня большой туристический опыт! — с раздражением бросила она в ответ.
Пожав плечами, Кора повернула в сторону автостоянки.
Первое время они шли молча.
— Ты злишься потому, что я не поцеловал тебя, — первым нарушил тишину Том.
