Книга Вонгозеро - Яна Вагнер

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92

— У меня бак пустой, Аня, — ответил Сережа, — мы вчера не успели заправиться, и ночью тоже было не до этого. Вы пока грузитесь, а я прокачусь по заправкам — может быть, что-то еще работает.

— Я поеду с тобой, — сказал папа Боря, — сейчас лучше не ездить одному. С девочками пусть Леня посидит — пойду, схожу за ним.

И все вдруг разошлись — папа возился в прихожей, выуживая свою охотничью куртку из-под остальной одежды, висевшей на вешалке, мальчик вдруг сказал громко: «Мама, я писать хочу», и Мишка увел их; мы с Сережей остались в гостиной одни, и я наконец смогла подойти к нему, обхватить за шею и прижаться щекой к его шерстяному свитеру.

— Я не хочу, чтобы ты ехал, — сказала я свитеру, не поднимая глаз.

— Малыш, — начал Сережа, но я перебила его:

— Я знаю. Я просто не хочу, чтобы ты ехал.

Мы постояли так немного, не говоря больше ни слова, — где-то в доме текла вода, хлопали двери, слышны были голоса, а я обнимала его обеими руками и думала о том, что сейчас вернется папа и приведет Леню — охранять нас, а еще раньше — наверное, через секунду или две — вернутся Ира с мальчиком, и мне придется разжать руки и отпустить его. Входная дверь хлопнула — наверное, вернулись папа с Леней; Сережа слегка шевельнулся, как будто пытаясь высвободиться, и я на мгновение сжала его еще крепче, но в ту же минуту мне стало неловко — и я опустила руки, и мы вышли в прихожую. На пороге стоял папа Боря — один, без Лени, — он посмотрел на меня и улыбнулся:

— Анька, выше нос, никуда мы его у тебя не забираем. Ваш Леня — запасливый мужик, у него в подвале генератор, мы только что проверили — там литров сто солярки, не меньше. Давай, Серега, надо открыть ворота, Аня, да отпусти ты его наконец, дальше ворот он не выйдет — пора грузиться, нам лучше выехать до темноты.

Сережа схватил ключи от ворот, лежавшие в прихожей, и они с отцом вышли во двор, а я, накинув куртку, прошла на веранду и смотрела на них, как будто хотела убедиться в том, что они не обманули меня и Сережа действительно никуда больше не уедет. Ворота открыли, и на парковку перед домом въехал Ленин здоровенный Лендкрузер — чтобы он поместился, папину старенькую Ниву с забрызганными грязью стеклами, выглядящую особенно жалко на фоне этого черного сверкающего монстра, пришлось передвинуть подальше, за пределы мощеной площадки. Я смотрела, как под передними колесами Нивы, треща, ломаются маленькие туи, которые я посадила в прошлом году; выйдя из машины, папа взглянул на меня — Леня что-то кричал ему от ворот, но он отмахнулся и пошел в мою сторону. Положив руку на перила веранды, он поднял ко мне лицо и сказал вполголоса:

— Аня, соберись, — голос его звучал строго, — я понимаю, очень много всего случилось, но сейчас не время, ты поняла меня? Мы сейчас соберем вещи, сядем по машинам и уедем отсюда, и все будет хорошо, но в соседнем поселке — ты видишь дым? — творится черт знает что, и нам сейчас нельзя тратить время на то, чтобы утешать тебя из-за такой мелочи, как это несчастное сломанное дерево, нам еще нужно слить из Нивы бензин — и я не хочу делать это на дороге, привлекая внимание соседей и бог знает кого еще. Ты слышишь, Аня? Посмотри на меня, — я подняла на него глаза, — не вздумай реветь, у нас впереди очень непростая пара дней, дорога длинная, и может случиться все, что угодно, сейчас ты мне нужна спокойная и собранная, иди лучше, проследи, чтобы мы взяли все, что нужно, — а когда мы приедем на место, мы сядем с тобой и как следует поплачем обо всем, договорились?

— Договорились, — сказала я и сама удивилась тому, как тонко, по-детски прозвучал мой голос. Он сунул руку в карман, выудил пачку своей ужасной «Явы» и протянул мне:

— Возьми, выкури сигаретку, успокойся и возвращайся в дом. Там две бабы с детьми, которых надо организовать, — пусть накормят детей, тепло их оденут, и вообще посмотри — мужики хреново собирают вещи, наверняка мы что-нибудь забыли. — Тут он повернулся и пошел в сторону ворот, и крикнул Лене: — Давай, Леонид, открывай багажник, посмотрим, что ты там набрал, — а я, морщась, курила его резкую, пахучую сигарету и смотрела, как плавно открывается багажник Лендкрузера, и трое мужчин, от которых зависит судьба всех, кто находится сейчас в этом доме, заглядывают внутрь, изучая его содержимое. Докурив, я отбросила окурок в снег под ногами, повернулась и зашла в дом.

В гостиной никого не было. Я прошла в кухню и увидела Иру, стоящую возле плиты, Марину за кухонным столом, держащую на коленях молчаливую девочку, и рядом с ними, на стуле — смирно сидящего мальчика; на кухонном столе перед ними стояли тарелки и банка варенья. Подходя к кухне, я слышала голоса, но стоило мне войти, как все одновременно замолчали. Марина подняла на меня глаза, а Ира, не оборачиваясь, сказала:

— Ты не против, я варю детям кашу, им надо поесть как следует перед дорогой.

— Конечно, — ответила я, — там еще есть сыр и колбаса, может быть, нарежешь бутербродов? А еще можно поджарить яичницу, нам всем нужно поесть, сковородка на плите, — она не ответила и не сдвинулась с места, продолжая помешивать кашу, и тогда я прошла к холодильнику, открыла его и стала выгружать яйца, колбасу и сыр, — я скажу им, чтобы через полчаса пришли поесть, мне нужно собрать еще кое-какие вещи. — Она немного посторонилась, не глядя в мою сторону, а я повернулась к Марине и сказала:

— Леня уже здесь, ты уверена, что он собрал все, что нужно, может, тебе стоит проверить?

Марина встала, усадила девочку на стул, на котором сидела, сказала Ире:

— Присмотришь за ней? — и вышла из кухни.

Девочка осталась сидеть на стуле — неподвижно, над столом была видна только часть ее маленького личика; она не обернулась вслед матери и вообще никак не показала, что заметила ее отсутствие, — протянув руку, она осторожно потрогала коротким, толстым пальчиком пустую тарелку, стоявшую перед ней на столе, и снова замерла. Я еще раз взглянула на Иру, все еще помешивающую кашу у плиты, и повторила ей в спину:

— Через полчаса, — и вышла из кухни.

Я поднялась на второй этаж, в спальню, вынесла из гардеробной рюкзак, с которым Сережа ездил на охоту, и две мягких спортивных сумки и сложила в них теплые вещи, которые мы с папой приготовили накануне. Наверное, мне надо было бы спросить у Иры, не нужна ли ей какая-нибудь одежда, но мне не хотелось возвращаться вниз и снова говорить с ней — вместо этого, порывшись в шкафу, я бросила в сумку еще несколько свитеров и, подумав, добавила пару футболок и немного нижнего белья, я не знаю ее размеров, я вообще не должна об этом думать, если ей понадобится, я отдам Сереже, какого черта она стоит там, на моей кухне, куда мне не хочется теперь спускаться, и даже не оборачивается ко мне, мы собрали много одежды, как-нибудь разберемся.

Это было похоже на сборы в отпуск — я всегда собирала чемоданы ночью, накануне отлета; перед отъездом все равно невозможно заснуть, и я включала какой-нибудь фильм и носила вещи — по одной, делая паузы, чтобы выйти на балкон и выкурить сигарету, или спуститься вниз и выпить чашечку кофе, или досмотреть любимую сцену — а после встать и продолжить, вспомнив о чем-то, что я забыла положить. Правда, я всегда раскладывала вещи на кровати, а в чемодан их упаковывал Сережа — но сейчас он был занят другим, сквозь приоткрытое окно спальни я слышала его голос; это была такая игра — я не умею собирать чемодан, и мне нужна его помощь, правда, до того как мы встретились, я всю жизнь делала это сама, и потому сейчас я не стала его дожидаться — и когда я закончила, в сумках оставалось еще свободное место. Поправив покрывало, я села на кровать и оглядела спальню — комната была пуста и спокойна, сложенные сумки стояли у стены, я представила себе, что через несколько часов мы уедем отсюда насовсем и все, что я не упаковала, останется здесь — покроется пылью, съежится и пропадет навсегда. Что я должна взять с собой — кроме прочных ботинок, продуктов, лекарств, теплых вещей и запасного белья для женщины, которая, вероятнее всего, откажется его носить? В детстве я любила подумать об этом перед сном, мысленно проводя осмотр своих детских сокровищ, а после, утром, приставала с этим вопросом ко всем остальным — выбери, что ты вынесешь из дома, если будет пожар? Можно было выбрать только одну вещь, всего одну, такие были правила — и все отшучивались и говорили какую-нибудь ерунду, а мама однажды сказала — конечно, я вынесу тебя, глупенькая, и я рассердилась и замахала на нее руками — мама, я же говорю — вещь, надо выбрать вещь; когда родился Мишка, я поняла, что она имела в виду, но сегодня я сидела в спальне дома, который мы построили два года назад и в котором я была очень счастлива, и этот дом был набит вещами, каждая из которых что-то значила для нас, а в сумках, стоящих на полу, оставалось еще немного места — немного, и поэтому мне нужно было выбрать. Снизу послышались голоса — мужчины вернулись в дом; я встала, прошла в гардеробную и достала с верхней полки картонную коробку — у меня так никогда и не дошли руки рассортировать их, разнокалиберные, лежащие вперемешку карточки — черно-белые, цветные, свадьба родителей, бабушка с дедом, маленький Мишка, я в школьной форме, здесь не было ни одной Сережиной — в последние годы мы перестали их печатать и просто хранили в компьютере, я вытряхнула фотографии из коробки, завернула в пакет и положила в одну из сумок, а потом закрыла за собой дверь спальни и спустилась вниз.

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92