Аню приняли на работу с испытательным сроком. Но сразу же отправили на курсы с громким названием «Техника рекламного взрыва», проходившие на тихой, пешеходной Малой Конюшенной улице.
Организаторы курсов арендовали для занятий банкетный зал в одном из международных культурных центров. Курсисты рассаживались за столы, расставленные полукольцом, две полные девушки в кожаных юбках подносили им кофе, чай и минеральную воду. Потом третья девушка тоже в короткой кожаной юбке, но более стройная, делала перекличку по названиям фирм.
– Здесь! – Аня откликалась на «Бумажный бум».
Присутствующие деловые женщины смотрели на нее, как казалось Ане, с завистью. Ее фирма, видимо, пользовалась в коммерческих кругах большим авторитетом. Мужчин на курсах почти не было. Пара субтильных очкариков, которые волновались даже во время переклички, и молодой человек спортивного вида, который вообще не вел записей, а рисовал в блокнотике танки и самолеты. На первом же занятии он сел рядом с Аней, начал пошленько шутить и бойко ухаживать, а когда узнал, что ее муж – следователь, выказал Ане еще большее расположение.
– Я здесь единственный из некоммерческой, то есть государственной организации, коллега, – признался он Ане. – Все из-за дурацкого названия курсов. «Техника взрыва»! Надо же такое придумать! Начальство велело выяснить: что за курсы? Не работают ли террористические группы уже в открытую в самом центре города? Вот и сижу здесь, коллега. Были бы хоть нормальные классы, выспался бы на задней парте. Нет, все на виду, хоровод какой-то. Слушай теперь этот кобылий бренд, то есть бред. Аня, а вы мужа любите или только уважаете?..
Действительно, лекции были похожи на хоровод. Каждое утро с пяти-десятиминутным опозданием в центр хоровода врывалась брюнетка средних лет на тонких, нервных ножках. Звали лекторшу Маргарита, и она не упускала случая манерами, одеждой и оборотами речи подчеркнуть свое булгаковско-воландовское родство. Ане же она сразу напомнила ее первую школьную учительницу Зою Алексеевну, женщину истеричную и дерганую, которая даже на родительском собрании кричала на перешептывающихся и грозила указкой задней парте. Через Зою Алексеевну пришло и другое сравнение: с маленькой, тонконогой злючкой – соседской собачкой чихуа-хуа, пронзительного лая которой так боялся ее полугодовалый Сажик.
Уже сейчас дворняжка Сажик, спасенный Аней в прошлом году от живодеров и голода, был размером с немецкую овчарку. Окрестные собачники принимали его за черного терьера. Старичок Юлий Оттович, увидев веселого Сажика на прогулке, сказал:
– Радуешься жизни, вертухай? Как только вас угораздило, девушка, завести себе охранника сталинских лагерей?
Аня не стала разубеждать пенсионера. Если уж она стала поддельной помещицей, псевдоаристократкой, то пусть и ее безродная собака считается породистой. Она даже уговорила Корнилова отвезти Сажика в ветлечебницу и купировать ему хвостик. Несмотря, на репутацию и отсутствие хвоста Сажик все равно был счастлив в жизни, влюблен в своих хозяев, предан своей территории и скоро научился радостно вилять даже черным помпоном.
Своего Сажика Аня и рисовала в тетрадке во время лекций по рекламе и семинаров по созданию собственного бренда, в то время как ее сосед, изобразив все известные ему марки танков и самолетов, перешел уже к стрелковому оружию. Продлись курсы больше двух месяцев, он, пожалуй, выдал бы бумаге тайные системы вооружений.
На первой же лекции Аня поняла, что любая пошлятина, многократно растиражированная, повторяемая на каждом углу, превращается в бренд. Слова «добрый», «дивный», «милый», «ласковый» подходят и к соку, и к мылу, и к туалетной бумаге. Лучше писающего мальчика и фарфоровых слонов до сих пор ничего не придумано. Поэтому самый сильный рекламный эффект производит сочетание пьющих слоников и писающих карапузов в одном ролике. Заставить слоников писать – грубейшая ошибка, нарушение всех рекламных канонов. Зато розовощекий малыш – универсален, как терминатор, вызывает исключительно положительный эффект и питьем, и писаньем, даже тем и другим одновременно.
Маргарита металась по кругу, вся в пятнах от видеопроектора и цветных мелков. На доске любимица Воланда рисовала какие-то адовы круги, давая им непонятные для слушателей названия: «Вера и деньги», «Миссия и слоган», «Харизма и стереотип», «Внешность бренда», «Случайные черты», «Стилизация образа», «Спекуляция сознания»… Это было любимое детище Маргариты – составляющие идеального бренда, расходившиеся концентрическими кругами вокруг ядра «Веры и денег».
На одном из семинаров курсистки называли удачные, по их мнению, бренды, предпочитая торговые марки своих компаний.
– «Семейный тариф»? Это очень удачно, – отвечала Маргарита, – потому что вера в семью как основу общества, еще очень сильна в человеке. Парфюмерная линия «Любимый мужчина»? На мой взгляд, это неудачный бренд, так как все мы знаем, что мужики – сволочи.
– «Любимый город», – подсказала молодая блондинка, откровенно скучавшая в женском обществе курсисток.
– Это очень неплохой бренд, – сказала лекторша. – На рынке недвижимости, где хороший бренд встречается крайне редко, этот заметен особенно. В смысле конкуренции…
– В смысле конкуренции это пример крайне неудачного бренда, – неожиданно для самой себя ляпнула Аня с места.
Все присутствующие посмотрели на нее с любопытством. Возражать Маргарите курсистки не решались или ленились.
– Это почему же? Позвольте узнать, – Маргарита даже закачалась на высоких каблуках и тонких ножках.
– Вспомните известную советскую песню «Любимый город», – сказала Аня.
– Прекрасная песня, – подтвердила лекторша. – Это еще один положительный аргумент за этот бренд.
– Конечно, – согласилась блондинка, в глазах которой Аня прочитала зарождающееся в эту минуту презрение и ненависть к ее скромной особе.
– Вы вспомните лучше слова из этой песни, – попросила Аня.
– Что у нас тут «Угадай мелодию», что ли? – удивилась Маргарита, и банкетный зал одобрительно загудел.
– «Любимый город может спать спокойно…», – впервые перед такой многочисленной аудиторией пропела Аня. – Понятно? «Любимый город» может спать спокойно, пока на рынке работают его конкуренты… Это же стереотип, заложенный в сознании многолетним исполнением такой популярной песни.
В зале на несколько секунд воцарилась тишина. Маргарита крошила в руке кусочек мела, а раскрасневшаяся блондинка, казалось, делала упражнения по глубокому дыханию грудью. Только Анин сосед, дорисовывая автомат Калашникова, беззаботно мурлыкал мотив этой действительно хорошей песни.
– Вы случайно не занимались до этого на семинаре Липского? – спросила вдруг Маргарита. – Чувствуется его школа. Так вот. Липский – шарлатан и выскочка! Его трактовка бренда глубоко ошибочна и выхолощена. Вместо семи кругов он предлагает концепцию равнобедренного треугольника. А «веру» он считает вторичным фактором! Вам не смешно?
– Смешно! – ответил Анин сосед с интонацией армейского «Так точно!».
