— Да, любопытно, — нахмурился Трубников. — Диман действительно живет на Ленинском проспекте в девяносто пятом доме.
— Даже так? — удивилась Настя, сняв с крючка полотенце. — Не знала. А кстати, вот тебе еще информация к размышлению. Шестого февраля, как раз в день убийства, около пяти вечера Маринкин муж позвонил в свой институт и попросил, чтобы его уволили. Ему ответили, чтобы пришел на следующий день и написал заявление. А он: «Прийти не могу, срочно уезжаю, но могу прислать факс с заявлением об увольнении». И тут же прислал.
— В пять, говоришь? — закусил губу Трубников. — Приблизительно через два часа после убийства? А кстати, откуда ты об этом знаешь?
— Звонила к нему в институт.
— Из любопытства. Чует мое сердце, что здесь что-то не то. Ведь после этого звонка Олег исчез. Его месяц не было в Москве.
— Людка Зыбина говорила. Но это так, детали. Меня вот что резануло: ты только что сказал, что когда Колесников выстрелил в Олега второй раз, то пуля прошла насквозь. Я не ослышалась? Если так, то куда делась пуля?
— Как я понял, осталась в сиденье.
— Но зачем, зачем, я не понимаю? — раздраженно тряхнул головой муж. — Ведь на самом деле никто не убит.
14
Трубников весь вечер хмурился и был сердит. Газеты вызывали зевоту, телевизор — тошноту, читать классику не хотелось, писать — тоже. Жена сидела рядом, листала журнал и молчала. Ее молчание действовало угнетающе. Наконец глава семейства не выдержал, достал записную книжку и принялся листать. Ткнув пальцем в какой-то телефон, Трубников набрал номер и произнес:
— Гена, привет, это Женя Трубников. Еще не спишь?
— Здорово, старик! Не узнал. Богатым будешь.
— Я хочу спросить о Колесникове. Что с ним случилось? Ты ведь там же работаешь?
— Там же, но в другом отделе. О Колесникове мне известно только одно, что он уже неделю не появляется в редакции и на звонки не отвечает. Начальник отдела говорит, что у него запой. Хотя, насколько я знаю, он не особенно пьющий.
— Диман себе вены перерезал и в данный момент лежит в больнице.
— Да ты что! Из-за чего? Его кинули? Ведь он квартиру, кажется, собирался покупать на Ленинском проспекте.
— Все гораздо хуже. У него крыша поехала от любви. Кстати, ты, случайно, не в курсе: звонила ему пятого февраля одна дамочка по имени Марго? В тот день еще был взрыв на «Белорусской».
— Ну, старик, спроси чего полегче. Прошло уже столько времени. Кто же помнит? Тем более что я в другом отделе. Если хочешь, я позвоню Юльке. У них столы рядом. Может, она что-то вспомнит? Хотя вряд ли. Я тебе перезвоню минут через десять.
— Что говорит Генка? — подняла голову жена, когда Трубников положил трубку на аппарат.
— Сейчас перезвонит.
Живейший интерес жены к этой истории Евгению решительно не нравился. Прошло более получаса тягостного молчания, прежде чем Генка позвонил.
— Ты знаешь, помнит! — радостно воскликнул он. — А знаешь почему? Потому, что в тот день Колесников должен был сдать материал по заседанию Московской думы. И вот часа в два ему звонит роковая женщина. Когда он услышал ее голос в телефоне, то, по словам Юльки, сразу переменился в лице и затрясся. Диман действительно называл ее Марго. После того как они переговорили, Колесников начал упрашивать Юльку написать репортаж за него, сославшись на то, что сегодня решается его жизнь. После чего убежал домой. А Юлька отдувалась одна.
— Спасибо, Гена! Ты мне многое прояснил.
— Не за что, старик.
Трубников бросил трубку на аппарат, поднялся с кресла и начал нервно шагать из угла в угол.
— Звонила? — спросила жена.
Евгений кивнул.
— Что ты намерен делать?
— Звонить Маринке.
Трубников бросился к телефону и набрал номер Маргулиной. На том конце провода долго не брали трубку. Евгений посмотрел на часы. Было пятнадцать минут первого. «Поздновато?» — подумал Трубников, и в телефоне наконец оборвались позывные.
— Да, — услышал Евгений сонный голос бывшей одноклассницы.
— Привет, Марго. Извини, если разбудил.
— Женька, это ты? Чего так поздно звонишь? Соскучился?
— Ты слышала, что Димка перерезал себе вены? — строго спросил Трубников.
— Боже мой! — ужаснулась Марго. — Насмерть?
— Откачали.
— Слава Богу. А что с ним?
— Тебя надо спросить? После твоего визита у него произошел сдвиг по фазе.
В трубке воцарилась недоуменная пауза.
— Какого визита?
— Ну, в понедельник, пятого февраля. Забыла? Сначала ты ему позвонила на работу. Это было в два часа дня. А вечером ты приехала к нему домой.
— Я ему звонила на работу? — удивленно повторила Марго.
— Ты что, не помнишь? Его коллеги помнят, а ты нет. Странная у тебя память, Маргулина.
Интонация Трубникова начала приобретать металлические оттенки. Опять пауза, еще более длительная, воцарилась на том конце провода.
— Женька, ты чего буровишь? — сердито произнесла Марго. — Я никогда не приходила к нему.
— Но тебя видели, дорогая! В семь часов вечера на Ленинском проспекте у Димкиного дома. Ты была в белой шубке и в юбке-разлетайке, и еще в своем любимом французском кепи. Ну кто еще, кроме тебя, в Москве может так изысканно одеваться?
— Кто видел? — рассеянно спросила Марго.
— Это не важно, кто? Ты хочешь сказать, что не была в тот вечер на Ленинском проспекте?
— Что-то не припомню, — зевнула Маргулина. — Дай сообразить. Кажется, нет.
— А на второй день ты поехала с мужем на скачки?
— На скачки?
— Ну да, на скачки. С Олегом! А после скачек вы поехали за город на турбазу «Старая мельница».
— А «Старая мельница»! — рассмеялась Марго. — Ты хорошо осведомлен! Да, мы ездили с Олегом на «Старую мельницу». И на скачках были. Извини, спросонья никак не могу врубиться. Ты не можешь перезвонить минут через десять? Мне нужно Олегу поставить банки.
В телефоне раздались короткие гудки, и Трубников с тяжелым вздохом оторвался от трубки.
— Что она говорит? — спросила жена.
— Здесь помню, а здесь не помню. Попросила перезвонить через десять минут.
Однако ни через десять минут, ни через двадцать дозвониться не удалось. К телефону никто не подходил. Видимо, отключили. «Ничего, завтра утром я до тебя доберусь», — подумал Трубников, укладываясь в постель. Только этому сбыться было не суждено. Наутро его ждал сюрприз.
