И в этот момент старик заговорил.
* * *
Всадник в ржавой кольчуге, нагруднике с недостающими ремнями и со щитом, украшенным створкой раковины, назвался лордом Аутуэйтом из Уиткара.
— Знаешь это место? — спросил он Томаса.
— Уиткар, милорд? Никогда о нем не слышал.
— Не слышал об Уиткаре! Ну и ну! А ведь это славное местечко, лучше не бывает. Плодородная почва, сладкая вода, прекрасная охота. А, вот и ты!
Последние слова были обращены к мальчугану, сидевшему верхом на рослом коне и одновременно ведущему в поводу другого. Завидев своего господина, парнишка в желто-красной тунике с крестом и раковиной пришпорил лошадь, таща за собой боевого скакуна.
— Прошу прощения, милорд, — зачастил он, — но Хивард заартачился. Ей-богу, так оно и было: вставал на дыбы и тащил меня в сторону.
Хивардом, очевидно, звали боевого скакуна, которого паренек вел в поводу.
— Отдай его этому молодому человеку, — велел лорд Аутуэйт и, повернувшись к Томасу, уточнил: — Ты верхом-то как, умеешь?
— Да, милорд.
— Правда, Хивард у меня наказание, сущее наказание. Как сядешь, двинь его хорошенько каблуками по ребрам: он мигом смекнет, кто хозяин.
Пара десятков воинов лорда Аутуэйта, все верхом и в доспехах, куда лучших, чем у их господина, подъехали поближе. Он приказал им отправляться на юг, следом за остальными.
— Вообще-то, — сказал лорд Томасу, — мы ехали в Дарем. Ехали себе в город по своим делам, как добрые христиане, и тут нечистый послал на наши головы этих паршивых шотландцев. Да уж, Дарема нам теперь не видать. А ведь я там женился. Представляешь, венчался в тамошнем соборе! Тридцать два года назад! Можешь в это поверить? — Он взглянул на Томаса, и лицо его озарила счастливая улыбка. — И моя дорогая Маргарет, слава Всевышнему, до сих пор жива. Она будет рада послушать твой рассказ. Ты и правда сражался при Вадикуре?
— Да, милорд.
— Повезло тебе, повезло! — пробормотал лорд Аутуэйт, после чего принялся окликать остальных своих людей, приказывая им поворачивать, пока они не наткнулись на шотландцев.
Томас смекнул, что этот вроде бы нескладный, седой толстяк в ржавой кольчуге является могущественным лордом, одним из грозных пограничных владык севера. Его светлость косвенно подтвердил эту догадку, ворчливо сообщив, что король Эдуард не взял его с собой во Францию, заявив, что лорд и его вассалы могут потребоваться дома, для отражения набегов шотландцев.
— И ведь надо же, он оказался прав! — промолвил Аутуэйт с искренним удивлением. — Эти паршивцы заявились на юг! Я говорил тебе, что мой старший сын был в Пикардии? Вот почему я ношу эту железяку. — Он постучал по вмятине на своем нагруднике. — Я отдал ему лучшие доспехи, какие у нас были, потому что вообразил, будто здесь они мне не понадобятся. Молодой Давид Шотландский всегда казался мне вполне миролюбивым парнишкой. И что мы видим? В Англии теперь не продохнуть от его разбойников! А правду говорят, что при Вадикуре была настоящая резня?
— Все поле было завалено мертвыми телами, милорд.
— Но не нашими, за что хвала Господу и Его святым.
Его светлость перевел взгляд на нескольких лучников, которые уныло плелись на юг.
— Эй, ребята, пошевеливайтесь, — крикнул он по-английски, — скоро сюда нагрянут шотландцы!
Толстяк снова посмотрел на Томаса и ухмыльнулся.
— Скажи, что бы ты делал, не окажись тут по случайности меня? — спросил он по-прежнему по-английски. — Перерезал бы Пугалу глотку?
— Если бы не было другого выхода.
— А его люди перерезали бы глотку тебе, — добродушно заметил лорд Аутуэйт. — Он редкостный негодяй, этот Пугало, сущая отрава. Одному Господу ведомо, почему его матушка не утопила это дерьмо в отхожем месте сразу после рождения. Правда, она и сама была чертовой ведьмой, каких еще поискать!
Как и многие лорды, для которых родным языком был французский, Аутуэйт выучился английскому от слуг своих родителей и поэтому изъяснялся хотя и бойко, но довольно коряво.
— Он заслужил, чтобы ему перерезали глотку, этот Пугало, еще как заслужил, но верно и то, что с ним лучше не связываться. Плохо иметь такого врага. Ежели у него на кого зуб, он душу заложит, лишь бы отомстить. Хотя, с другой стороны, этот малый уже нажил себе столько врагов, что для новых, пожалуй, не осталось места. А больше всех он ненавидит сэра Уильяма Дугласа.
— Почему?
— Да потому, что он побывал у Уилли в плену. Заметь, среди местных трудно найти такого, кто за всю свою жизнь ни разу не побывал в плену у Дугласа, а кое-кому из нас даже посчастливилось сцапать самого старину Уилли и в отместку подержать пленником у себя. Но вот с бедняги Джеффри Дуглас содрал такой выкуп, что чуть ли не пустил того по миру. У него и слуг-то осталось всего ничего, десятка два, а если в кошельке найдется больше трех полупенни, я сильно удивлюсь. Пугало — бедный человек, очень бедный, но он гордый, и это делает его вдвойне опасным. Плохо иметь такого врага, очень плохо.
Лорд Аутуэйт умолк, а потом добродушно поднял руку, приветствуя группу лучников, носивших его цвета.
— Замечательные ребята, просто замечательные. Итак, мне не терпится послушать про эту битву при Вадикуре. Правда ли, что французы потоптали собственных лучников?
— Правда, милорд. Генуэзских арбалетчиков.
— Ну-ка расскажи мне, как все это было.
Лорд Аутуэйт получил от своего старшего сына письмо, в котором рассказывалось об этой битве в Пикардии, но ему очень хотелось услышать о схватке от человека, который сам, лично, стоял на том длинном зеленом склоне между селениями Вадикур и Креси. Томас поведал ему, как ближе к вечеру враг устремился в атаку и как туча добрых английских стрел, летящих вниз по склону, повергла блистательное воинство короля Франции в беспорядочное бегство, как бились и ржали кони, как кричали, падая с седел, люди. Он рассказал, как, несмотря на страшные потери, французы рвались вперед и как некоторые из них под смертоносным дождем все-таки прорвались сквозь наспех вырытые траншеи и вбитые частоколы, чтобы сойтись с англичанами лицом к лицу. Он рассказал, что к концу битвы у лучников не осталось стрел, что пальцы их были стерты в кровь, а все поле завалено трупами людей и животных и даже само небо казалось сбрызнутым кровью.
Этот рассказ занял у Томаса все время, пока они спускались по склону. Дарем уже скрылся из виду. Элеонора с отцом Хоббом шли позади, ведя кобылу, и порой вставляли собственные замечания, в то время как два десятка слуг лорда Аутуэйта ехали по обе стороны и тоже с интересом прислушивались к повествованию о битве. Рассказывал Томас хорошо, живо и, судя по всему, нравился как лорду, так и его воинам. Молодой Хуктон вообще был обаятельным малым, умевшим внушать людям симпатию, хотя у некоторых, таких как сэр Джеффри Карр, эта способность пробуждала зависть.
