— Да, — униженно сказал я.
— Хорошо. Есть еще кое-что, что мне нужно с вами обсудить. Это касается помещений в нашем офисе. Вам предстоит перебраться в общее помещение. Это временная мера — мы снова вернем вас в кабинет, как только у нас решится вопрос с местом. Но сейчас вам придется переехать.
— Это из-за того, что я не заключаю сделок?
— Нет, дело не в этом, а в старшинстве. Вы позже других пришли к нам работать, и я решил, что поэтому именно вам надлежит уступить свой кабинет. Понимаю, что это не самый лучший выход, но пока придется сделать так.
Мне захотелось немедленно уволиться, но, с другой стороны, я чувствовал, что должен им что-то доказать. Уходя, я будто признавал, что Стив — лучший сейлз, чем я.
Остаток дня я провел на телефоне, пытаясь вызвонить хоть что-нибудь толковое, но никак не мог сосредоточиться. Майкл Рудник не шел у меня из головы. Я вспоминал, как он улыбался, каким выглядел довольным, и меня колотило от злости. Я сделал несколько формальных звонков, потом в оставшееся время просто сидел в Интернете.
Я нарочно ушел только в начале шестого. Когда я выходил из здания, меня охватило такое чувство, как в школе, когда заканчивались занятия, — внезапная свобода, радость от того, что до завтра не нужно возвращаться в этот сумасшедший дом.
По дороге домой я решил заглянуть в «Старую Стойку» на пересечении Пятьдесят пятой и Третьей и опрокинуть стаканчик. Это был ирландский бар, и здесь после работы отдыхало полно народу — в основном шумные молодые ребята в рубашках и при галстуках. Я заказал ром с кока-колой и прикончил коктейль в несколько глотков. Мне захотелось тут же заказать по-новой, но я опомнился. Я не сомневался, что справлюсь со вторым — слава богу, я не алкоголик, — но мне не хотелось приходить домой в легком подпитии, чтобы Пола снова начала разоряться. Поэтому, как мне ни хотелось перехватить еще стаканчик, я вышел из бара.
Чудесный ясный день клонился к вечеру. У меня по-прежнему было тяжело на душе, но под действием алкоголя мои проблемы начали казаться вовсе не такими уж важными.
Когда я добрался до дома, не было шести. Я выгулял Отиса и потом в трусах и майке уселся на диван смотреть телевизор.
Около половины седьмого вернулась Пола. С туфлями в руках, преследуемая Отисом, она вошла в гостиную и поцеловала меня. Нам одинаково не хотелось идти в магазин и заниматься готовкой, поэтому мы позвонили в итальянский ресторанчик на Первой авеню и сделали заказ: я — цыпленка по-пармски, она — жареные грибы портобелло и салат из шпината. За едой мы болтали о работе. Пола рассказывала, что ей очень нравится исполнять новые обязанности и что она собирается перебраться в более просторный кабинет. Меня мучила зависть, но я изо всех сил старался этого не показывать. Я сказал, что горжусь ей и что ее компании повезло, что она на них работает. Когда она спросила меня про мои дела на работе, я сказал, что все «отлично» и что сегодняшняя встреча с клиентом прошла «без сучка без задоринки».
Мы уже закончили есть и убирали со стола, складывая пустые коробки в целлофановый пакет, когда она небрежно произнесла:
— Да, кстати, забыла тебе сказать. Мне сегодня звонил Даг.
Я не сразу сообразил, о чем идет речь, — видимо, в это время думал о чем-то другом. Потом спросил:
— Даг? Это что, тот самый Даг из Беркшира?
— Ну да. Я тогда рассказала ему, где работаю, и он нашел меня. Сказал, что огорчился, когда мы уехали, а они с нами даже не попрощались.
— Ну и зачем он тебе позвонил?
— За этим и позвонил. Еще спрашивал, не хотим ли мы как-нибудь собраться.
— Собраться. Ты хочешь сказать, вы с ним вдвоем?
— Нет, вчетвером.
— И что ты ему сказала?
— Я сказала, что можно, но, как ты понимаешь, это совсем не обязательно. Я знала, что ты вряд ли будешь в восторге. Он дал мне свой телефон, так что дело за нами.
— Я не пойду.
— Я так и думала. Хорошо. Честное слово, мне в принципе все равно.
Мы закончили убирать со стола, потом пошли в гостиную и стали смотреть телевизор. Мне не понравилось, что Даг позвонил Поле на работу, — кто он, черт возьми, такой, чтобы звонить моей жене? Но мне не хотелось ничего ей об этом говорить. После наших ссор в выходные мне хотелось провести спокойный, мирный вечер дома.
Примерно в половине десятого я положил руку Поле на колено и спросил, не хочет ли она пораньше лечь спать.
— Хорошо, — сказала она.
Я вышел с Отисом. Когда я вернулся, Пола была в ванной, ее рвало.
— Как ты там? — спросил я ее из-за закрытой двери.
— Ничего, — послышался ответ, ее голос звучал ужасно. — Наверное, мне грибы повредили или салат.
Она провела в ванной еще примерно минут десять, и я то и дело слышал, как ее рвет. Потом, очень бледная, Пола залезла в постель.
— Выглядишь неважно, — сказал я. — Может, тебе воды выпить?
— Нет, ничего, — отозвалась она. — Мне теперь нужно уснуть.
Я знал, что Пола говорит правду, что ей, без дураков, нужно оклематься, но все равно чувствовал некоторую обиду. Накануне мы слишком устали от поездки, поэтому сразу пошли спать, а это значит, что последний раз мы занимались любовью в ночь с четверга на пятницу. При иных обстоятельствах я бы не обратил на это внимание. Мы и раньше, бывало, подолгу не занимались сексом, и в этом ни разу не было ничего особенного. Но почему-то сейчас я не мог отделаться от мысли, что со стороны Полы это не более чем отговорки.
Я лежал в постели рядом с ней, уставившись в одну из своих книг по технике продаж, но никак не мог сосредоточиться. Меня мучили подозрения. Сначала я решил, что это просто приступ беспочвенной паранойи, но уже скоро убедился, что это не так.
Утром, в такси, Пола вскользь упомянула, что у нее небольшая задержка месячных. В тот момент я не придал этому значения — она сказала, что грудь у нее болит и, как ей кажется, несколько дней назад были пятна, — а теперь ее стало тошнить, и я не мог отделаться от мысли, что она, наверное, беременна. В другое время я бы обрадовался, но сейчас, вспоминая, что она недавно сказала о своей карьере и ребенке, я начал опасаться худшего. Пола знала, что беременна, уже в эти выходные, вот почему она захотела заранее меня подготовить — сказать мне, что не хочет ребенка, прежде чем сообщит о своем решении сделать аборт. Внезапному нежеланию Полы иметь детей могло быть только одно разумное объяснение: этот ребенок не мой. Значит, она все-таки с кем-то встречалась, с Энди Коннелли или с кем-то еще. Может быть, она спала с кем-то с работы, а может, даже со своим психотерапевтом, доктором Кармади.
Я уже был готов растолкать Полу и заставить ее во всем признаться, как вдруг поймал себя на том, что это чистое безумие: я собираюсь обвинять мою жену в измене, а быть может, всему виной легкое пищевое отравление.
