скальп. На лысом черепе Риты пробивалась темная поросль волос, и в сочетании с ее бездонными глазами с темными мешками под ними она очень походила на диковинную инопланетянку Нийю из старого фильма, где в конечном итоге все кончилось хорошо.
– Ты прости, я не слышала, – устало сказала Рита, потянулась за париком, а потом ее рука безвольно повисла. – Впрочем, к черту, ты уже все видела. Не думаю, что моя черепушка тебя шокирует больше выходок твоего благоверного. Садись. Выпьешь?
Только сейчас Маша увидела, что все мерзавчики из бара валяются пустыми в мусорном ведре, а на тумбочке стоит початая бутылка текилы и грубо нарезанный лайм с остатками неаппетитно обглоданных шкурок в горке соли.
– По-моему, я достаточно выпила сегодня, – ответила Маша и села в кресло. Рита пожала плечами, налила текилы в кофейную чашку и выпила, сморщилась, но не закусила.
– А я что-то не могу остановиться, – пожаловалась она. – Как в кабаке начала, так все, тормоза отпустило. И не берет ведь, зараза. Уже шатаюсь, а не рубит. Больше всего хочется упиться вдрызг, отрубиться и ни о чем не думать.
– Ты из-за цыганки так расстроилась? – спросила Маша. Рита не ответила и налила себе еще, почти до краев. – Рит, ну ты же понимаешь, какая чушь все эти предсказания. Ты еще скажи, что «Битве экстрасенсов» веришь. Это все психология, наблюдательность и банальная угадайка. Ты взрослая, адекватная женщина, а тут расклеилась из-за старушки, которая отомстила тебе за замечание. Рит, я же понимаю, что с тобой, это не приговор…
– Не приговор, – эхом повторила Рита. – Но иногда думаешь: лучше б сразу. Отмучилась, и все. Я никогда не умела ждать. Все мои беды были от нетерпеливости. А потом случилось это, и я сидела и ждала. Лечилась и ждала. И вот уже сколько жду, страдая от неизвестности, кончилось все или еще нет, и мне снова надо глотать таблетки, мучиться поносом, рвотой, задыхаться от посторонних запахов, забыть о солнце. Что это за жизнь такая, Маш? Зачем она мне? А выбора нет. Или так, или никак вообще.
Текила, видимо, пробрала ее до самых костей, поскольку Рита стала растягивать слова и с трудом фокусировала взгляд на Маше. Сглотнув, она потянулась за бутылкой, налила еще полчашки, выдохнула, бросила на язык щепотку соли, выпила и закусила лаймом.
– Послушай, – сказала Рита, кривясь, – ты тогда так ловко ушла от ответа. Но я до сих пор не понимаю, зачем ты живешь с мужиком, который тебя бьет? Неужели дело только в бабках? Ты же молодая, красивая… Сколько тебе? Двадцать пять?
– Двадцать три, – буркнула Маша.
– Двадцать три. Вся жизнь впереди, а ты тратишь ее на козла. Неужели ты не хочешь послать его ко всем чертям?
– Все немного сложнее, – вздохнула Маша. – Я хотела уйти. И даже почти ушла. А потом…
– Что – потом?
– Потом мама заболела, – невесело улыбнулась Маша. – Рак легких. А она даже не курит. Как-то резко выяснилось, врачи говорили – реактивное развитие. Надо было лететь в Израиль, денег, конечно же, не было. И я осталась с ним, чтобы ее спасти. Олег денег дал, конечно, и без конца мне этим тыкал, мол, смотри, какой я щедрый, мамашку твою спасаю. Родители тоже заставляли его благодарить, спасителя. Я благодарила. Чуть ли не ноги целовала, а сама думала: будет ремиссия, я уйду. Потом маме полегчало, и я решила: хватит с меня. Поговорила с ней, сказала, что уйду от Олега, синяки показала. Знаешь, я ждала, что мама пожалеет меня, а она так кричала, орала, что я ничего не понимаю, как я дальше буду жить, я же ничего не умею, а они не в состоянии меня содержать… Только я все равно решила, что уйду. А она на следующий день опять слегла. Надо было ехать лечиться. Ну, Олег оплатил клинику, мама уехала в Израиль. А мы сюда.
– И ты продолжила собой жертвовать, – констатировала Рита. Маша кивнула:
– Продолжила. Только зря.
– Мама умерла? – ахнула Рита. Лицо Маши исказила непонятная гримаса.
– Нет. Не умерла. Я тебе больше скажу: она и не болела. Это все был фарс, шапито. Олег, он… Он только думает, что очень прозорливый и хитрый, а на самом деле мои родители его уже лет пять разводили на бабки, в которых не нуждались. Отец с помощью Олега основал фонд, через который отмываются деньги, только Олег не в курсе, сколько их утекает мимо кассы. Такие фонды всегда нужны, отец же у меня ректор университета, там такие бабки крутятся, что и представить нельзя. Мама… Мама тогда победила рак. А сейчас она просто договорилась с клиникой, что полежит у них, нервы полечит. Там же многопрофильная клиника на Мертвом море, чего не полечить, если денежки есть? Естественно, когда она вновь оказалась в клинике, я оставила все мысли об уходе от мужа, а он снова заплатил.
Рита налила текилы, но пить не стала, протянула чашку Маше. Та помотала головой, но потом взяла и выпила.
– Господи, – выдохнула она и закашлялась. – Дай что-нибудь…
Рита протянула ей блюдце с лаймом.
– Когда ты узнала? – спросила она.
– Недавно. Дня два назад. Мама не слишком дружит с техникой и случайно переслала мне фотографию и сообщение врача в вотсап, а я, как на грех, была онлайн. Она его тут же удалила, но я успела прочитать. Это было такое милое щебетание, ах, доктор, ваши солевые ванны так воздействуют на мои суставы и кожу, я просто помолодела на десять лет, и мне будет жаль выписываться. Я позвонила в клинику. Это было не онкологическое отделение, а терапия. Мне сообщили, что мама прекрасно себя чувствует после операции, отеки скоро спадут.
– Погоди, – прервала Рита. – Я потеряла нить. Что за фотографию она прислала?
– Она себе кожу подтянула, – усмехнулась Маша. – За счет моего мужа мама сделала пластическую операцию, а потом кисла в грязевых и соленых ваннах, восстанавливала загубленную строптивой дочкой нервную систему. Там было фото: она с синяками под глазами и улыбкой в тридцать два новых зуба. А я-то удивлялась, что она все время лишь звонила и ни разу не вышла на видеосвязь.
– Прекрасно, – пьяно рассмеялась Рита. – А отец знал?
– Думаю, да. Не очень приятно сознавать, что, оказывается, тебя продали, как вещь, как барана, точнее, как тупую овцу. А я и была тупой овцой. Я всю жизнь жила и была должна… соответствовать. Сперва ожиданиям родителей, потом требованиям мужа. Никто никогда не заботился о том, чтобы соответствовать мне. И что самое странное, я считала это нормальным.
