под хвост. Из капитана, который сплачивал нас и вел к цели, ты превратился в простого единоличника.
– Чушь собачья.
– Вот именно. Чушь, но только для тебя. Черт возьми, вкладывай ты столько же сил в игру, сколько и в свой гнев, мы бы давно получили место в плей-офф.
– Или вам стоит продолжить без меня. – Безосновательная угроза повисает в воздухе между нами, но еще никогда я не говорил об уходе настолько серьезно. Ничье терпение не безгранично.
– Так вот как ты предпочитаешь решать проблему, Хантер? – Мейсен качает головой, а я буквально ощущаю его разочарование… и ненавижу это. – Да ладно тебе. Мы же просто волнуемся за тебя.
Пока мы несколько секунд сверлим друг друга взглядом, я стараюсь понять, почему так зол. Стараюсь решить, почему они обязаны поддерживать меня, несмотря на то что в последнее время я был эгоистичным придурком.
Однако самое сложное – я осознаю, как должен себя чувствовать, но меня это совсем не волнует.
– Скажи-ка мне, Мейсен… Если я эгоист, позабывший о других членах команды, но в то же время приносящий этой команде победу… Каким же вы хотите меня видеть? Поверь, если я начну делать больше передач и забивать меньше голов, один из вас снова примется спрашивать, что со мной не так. Только уже совсем по другой причине.
– Ох, так выходит, что никто из нас не заслужил свое место в команде, Мэддокс? Вот что ты имеешь в виду? – Не получив от меня ответа, он бормочет: – Придурок.
Да, я такой. Первоклассный придурок.
В отчаянии я швыряю пустую банку на лед и молча возвращаюсь к выложенным в ряд шайбам.
Моя голова настолько забита, что я не в состоянии нормально видеть, мыслить… Я вообще ни на что не способен. Все испорчено.
Ты сам все испортил, Хантер. Ты в долгу перед ним, а значит, должен исполнить его мечту. Ты в долгу перед ним.
Я никогда не смогу выплатить этот долг.
Кряхтение. Удар. Стук.
Нет никого талантливее, чем он.
Кряхтение.
Моя эгоистичная манера игры и рядом не стояла.
Удар.
Слова отца заполоняют разум, подпитывают мой гнев, мою ярость, обнажают мою боль. Выставляют все напоказ.
Стук.
– С каких пор ты пьешь на работе?
Голос Деккер прорывается через мою нервную сосредоточенность как раз в тот момент, когда я делаю удар и шайба отскакивает от штанги.
Ненавижу себя за то, что не хочу ее видеть.
Презираю себя за то, что на самом деле желаю этого.
И когда я оборачиваюсь на цокот каблуков, доносящийся из ведущего ко льду туннеля, начинаю ненавидеть себя с новой силой. За то, что помню. Как хорошо нам было, какими взрывоопасными, чуть ли не жестокими, делала нас похоть.
Чертовски невероятно.
Деккер одета в брючный костюм в тонкую полоску, который будто бы говорит: «Пришло время веселиться», но также предупреждает: «Не шути со мной». Уперев одну руку в бедро, в другой она держит банку, которую я бросил на лед.
Полностью собранная, совсем не как прошлым вечером.
Позади нее я вижу Мейсена, который направляется к раздевалкам. Я был настолько зол и сконцентрирован, что даже не заметил, как он ушел.
К счастью, теперь мне не придется разбираться с дерьмом, решение которому он надеялся найти. К несчастью, теперь на меня недовольно смотрит более сильный противник, но я отказываюсь замечать разочарование, отражающееся на ее лице.
Для этого мне достаточно собственной матери.
И чувства вины, которое я уже испытываю.
– Стоит ли мне беспокоиться, что где-то припрятаны и другие банки? – спрашивает Деккер, перенося вес на другую ногу.
– Ты же знаешь хоккеистов, Декк. Мы всегда нарушаем правила. Хочешь раздеть меня и обыскать? – Заношу руки за голову. – Возможно, я припрятал заначку.
– Ты пьешь в день игры? В восемь утра? – вскидывает она бровь, полностью проигнорировав мое замечание.
– Что? Не хочешь до меня дотрагиваться? А прошлым вечером только этого и хотела, – цокаю я языком. – Ого, как быстро все меняется.
На ее лице проступает гнев, за которым следует смущение, но оно исчезает так же быстро, как и появилось.
Хммм. Похоже, то, что я вчера сделал, задело ее сильнее, чем я думал.
– Пиво? – не унимается она, переводя невозмутимый взгляд с банки на меня.
– Иногда нам просто необходимо расслабиться, – пожимаю я плечами. Какая разница? Почему меня вообще волнует, что она обо мне думает?
Почему она здесь?
– Собираешься пожаловаться на меня начальству?
Глава 10. Деккер
Я неотрывно смотрю на Хантера. На нем тренировочные штаны и промокшая от пота футболка, что липнет к телу, несмотря на холод арены. Он не надел шлем, так что его влажные волосы завиваются на концах.
Я вижу в его глазах злость, причиной которой не становилась. А может, и стала.
Мужчины могут реагировать подобным образом на отказ… но все же за этим кроется нечто большее. В том, что я увидела, войдя на арену, нет никакого смысла.
– Не надо так на меня смотреть, Кинкейд, – бормочет Хантер, направляясь к скамейке штрафников, где оставил свой напиток с электролитами.
– Это как? – уточняю я.
Он, встретившись со мной взглядом, то ли смеется, то ли фыркает.
– С разочарованием. Осуждением. Презрением. Я к такому привык, так что побереги силы, а еще точнее – оставь при себе этот взгляд, потому что он не сработает.
– Ты что же, сегодня пробежался по словарю негативных эмоций? – уточняю я, прикрывая сарказмом смущение и злость из-за того, как повела себя прошлым вечером. – Если в этом дело, то молодец, ты выучил урок.
В ответ Хантер сжимает челюсть и откатывается назад, чтобы снова выложить в линию шайбы. Закончив, он наносит удар за ударом, каждый с невероятной точностью и здоровой долей ярости.
Покончив с первой десяткой, он останавливается, чтобы перевести дух.
Его талант и умения нельзя отрицать, как и банку у меня в руках.
– То, что ты капитан и звезда команды, еще не значит, что руководство не обратит на это внимания, – говорю я, не в силах отпустить ситуацию.
– К черту руководство.
Его ответ удивляет. Я никогда не слышала, чтобы Хантер, командный игрок и защитник, высказывался подобным образом.
– Жесткое заявление, – замечаю я.
– Как и ежовые рукавицы, в которых они меня держат.
– Ежовые рукавицы? – О чем это он? – Кажется, они платят большие деньги, лишь бы ты надевал их форму и играл в хоккей, который ты так любишь. Так что если после этого они не пристегивают тебя наручниками к шкафчику в раздевалке и не
