из блокадного Ленинграда сбежала.
Полстакана водки я тоже выглотнула махом, будто воду. Бомжи довольно зашумели – свой парень, мол, – и тоже разлили по кругу. В желудке у меня вспыхнула яркая лампочка, стало тепло и хорошо.
– Извините, – спросила я с набитым ртом, – а насчёт свадьбы вы сказали серьёзно или это просто шутка?
– Отчего же шутка? – немного даже обиделся, как мне показалось, Витальич, – Всюду жизнь, и ничто человеческое нам не чуждо. Давайте выпьем за единственную в этом мире женщину, которой я не безразличен, а потом вы, Оленька, услышите историю, которая повергнет вас во мрак и ужас.
Гости, по всей видимости, слышали эту историю многажды, потому что согласно закивали, а Димасик даже тяжело вздохнул, как больной бык. Галя потешно засмущалась от оказываемого внимания, что не помешало ей тут же приговорить полный стакан огненной воды. А Юрий Витальевич торжественно, как акын Джамбул Джабаев, начал своё повествование. Сначала я слушала его с иронией, но потом так прониклась злоключениями интеллигентного человека, что сидела разинув рот.
Доктор наук Скопов был благополучнейшим гражданином, большим специалистом и отцом семейства. Его работы по экономике озвучивались на самых серьёзных симпозиумах, студенты в нём души не чаяли, а губернатор на своих приёмах не однажды почтительно пожимал руку доктора Скопова. Сгубило Витальича обычное зло русского гения – водка. Достаточно долгое время ситуация удерживалась под контролем, а потом как-то разом – сорвалось и понеслось… Крепкий и резкий мужик, Скопов быстро, до проплешин, облез, научных трудов более не писал, зато на почве пьянства критиковал всех и вся, прослыв опасным карбонарием. Когда он в очередной раз объявился перед студентами на лекции, вдрабадан пьяный и с расстёгнутой ширинкой, Скопову предложили по-тихому откланяться и поискать удачи в иных сферах. Но дурная слава уже разошлась, как круги по воде от брошенного булыжника, и ни один вуз не стремился заполучить к себе учёного-алкоголика.
Жена до обострения событий порой попросту не пускала домой пьяного супруга, так что доктору наук, на потеху соседям, частенько приходилось кемарить на лестничной площадке, подстелив под себя дорогостоящую дублёнку. Теперь же, поняв, что каких-то перспектив от брака ожидать уже не приходится, привыкшая к благополучию мадам Скопова сориентировалась быстро, и как-то после очередного, особенно затяжного запоя доктор Скопов обнаружил себя разведённым и выселенным в окраинный гадюшник барачного типа. Через пару месяцев жильё сгорело, подожжённое по пьянке такими же алкашами, и Витальич остался на улице вольным стрелком. Попытка вернуться к жене и разжалобить её обернулась изрядным количеством синяков и шишек, потому что выросшие сыновья спустили отца родного с лестницы.
Скопов с горя упился до положения риз, упал в сугроб и непременно замёрз бы, не подбери его проходившая мимо с мешком пустых бутылок Галя. Иногда ангел-хранитель принимает образ и манеры бомжихи. Так и зажили двое отверженных вместе по чердакам и теплотрассам. Сначала их тандем носил чисто коммерческий характер: Витальич мощным, окончательно не пропитым умом учёного выстроил целую систему разработки месторождений в мусорных баках, сорганизовал летучую бригаду бомжиков, и несмотря на то, что сам гений по-прежнему эпизодически выпадал в запойный осадок, созданный им механизм работал и приносил доход.
Доктор Скопов и Галя давно могли бы перебраться в приличное жильё, но это оказалось ни к чему: неожиданно Витальич обнаружил, что прекрасно обходится минимумом бытовых удобств и потребностей, зато твёрдо закрепился на этом жизненном уровне, пользуется в среде бомжей авторитетом и легендарной славой, в сравнении с которой его былая карьера учёного-экономиста выглядела просто жалко. Он даже пить стал меньше.
– Как ни странно, на старости лет, благодаря падению до самого дна, я осознал истинные жизненные ценности, обрёл признание, а, главное, нашёл подругу, которая любит меня самого, а не мои регалии или деньги, – резюмировал Скопов и вдруг неожиданно переключился, раскупоривая бутылку шампанского: – А теперь давайте выпьем за вас, Оленька. Уверен, какие бы обстоятельства ни занесли вас сюда – вы прекрасный человек, милая женщина, мать и жена, если, конечно, вы замужем.
И тут, то ли от неожиданного соучастия, то ли под действием водки я отчаянно заревела в голос и выдавила сквозь слёзы:
– Да-а, замужем… А из-за меня муж в тюрьму попал!
– В тюрьму-у, – протянул Генок и участливо пододвинулся поближе, видно, ощутил во мне родственную душу. – И за что замели мужика?
Я утёрла слёзы рукавом и в очередной раз за последние два дня принялась пересказывать свою печальную эпопею. Дети подземелья слушали меня, совершенно заворожённые. Лишь время от времени кто-нибудь отпускал затейливый матерок, с восхищением либо возмущённо реагируя на описываемые события. Для них мой рассказ был тем же самым, что посмотреть по телевизору какой-нибудь бразильский сериал – столь же далеко и неправдоподобно.
Когда я в качестве эпилога истории снова разревелась, в меня быстренько влили ещё полстакана водки и уложили отдыхать в груду каких-то отсыревших тряпок: на дне общества борьба со стрессами была скоротечной и действенной. Уже в полудрёме я слышала, как бомжи разгорячённо обсуждают, чем реально помочь мне. Один только Генок держался в сторонке и пыхтел на редкость вонючей самокруткой. Потом вклинился в спор и сказал веско:
– К Гамлету ей надо.
Все резко замолкли, как бы недоумевая: почему этот шикарный выход из ситуации сразу не пришёл им в головы.
И я, пьяная-пьяная, – а сразу поняла, что к шекспировскому принцу слова Генки никакого отношения не имеют. Гамлета в Кикиморовской губернии знали все. Он был одним из самых серьёзных крёстных отцов мафии, его имя котировалось на всех этажах общества и мелькало в газетных статейках как символ организованной преступности.
– Ну да, станет ваш Гамлет с моей проблемой связываться! – пьяно засмеялась я из своих тряпок.
– Дура ты! – осерчал Генок. – Мужик твой – большой коммерсюга, Гамлет тоже мелочёвкой не балуется. Глядишь, общий интерес и найдёте.
– А как я к нему попаду? На приём запишусь, да?
– Вот это уже моя забота, – сказал Генок, – с утра я твоей темой заморочусь. А ты спи. Чтобы завтра была мне, как стёклышко!
…В молодости они были корешами, по первой ходке сидели вместе, только у Гамлета мозги были глобальней, и он круто пошёл вверх, в воровскую иерархию, а Генок так и остался мелким крадуном, пьянчужкой. Но Гамлет любил его, как младшего непутёвого братишку, как живое воспоминание о беззаботной юности, и время от времени обращался к Генку с мелкими поручениями, а в особо тяжёлые периоды жизни даже подкидывал ему деньжат.
Но обо всём этом я узнала много позже, а сейчас меня приподняло, завертело и потянуло в тёплый, пахнущий беспамятством омут…
Дворец цыгана Яна
Очнулась я от того, что кто-то осторожно шевелил меня за плечо. С трудом я разлепила веки. Вокруг царил храп моих товарищей по ночному застолью. Один огарочек свечи слабо колебался в углу, и в его свете я различила сильно попорченное косметикой и украшенное синяком лицо Любани. Я вскинулась:
– Что случилось?
– Да ничё не случилось. Ольга, слышь, у тебя бабки есть?
– Немного есть. А что?
– Не могу – плющит меня всю, кумарю. Подкинь децл – уколоться край как надо!
– Да возьми, конечно.
Я пошарила по углам бункера, нащупала свою сумочку, подала ей десять баксов. Любаня измученно, но благодарно улыбнулась и поползла к выходу. Тут безумная идея посетила мою похмельную голову, и я окликнула наркоманку вслед:
– Люба, погоди! Возьми меня с собой.
– В себя-то приди! – удивилась
