хранения улова. Только по звуку моторов и удается выследить браконьеров. А вот поймать – редко. Даже если рыбонадзорное судно догонит ватажников, в ход идут незамысловатые, но действенные приемы обороны. Сначала представителям властей подкидывают «живца» – посреди моря за борт выпадает человек, и приходится его вытаскивать. Если уловка не прошла, жертвуют уловом и снастями – все летит в волны. А пустая лодка – не доказательство: мирные люди, вышли в море на прогулку…
Конечно, такая игра в догонялки может продолжаться до бесконечности или до последнего осетра: если у людей работы нет и не предвидится, они идут в браконьеры. И не надо думать, что они там «заелись». Как раньше богатели купцы, а не солильщицы, так и ныне – перекупщики, а не рыбаки. Может, правда, очередной царь сжалится и подгонит им новую плавцерковь с золотыми куполами и позолоченными скрепами…
Рыба с головы не только эволюционирует, но и гниет. Чистят же ее, как известно, с хвоста. Вот только ганоидных с этого места почистить сложновато. У осетровых чешуя покрывает хвостовую часть, а у многоперов и каймановых рыб – все тело. И она не чета тонким гладким (циклоидным) или слегка шипастеньким (ктеноидным) чешуйкам костистых рыб, представляющим собой костные пластинки. Крепкие ганоидные чешуи ромбической формы плотно облекают туловище, превращая своих владельцев в подобие древних панцирников. (Не случайно одно из обиходных имен каймановой рыбы – «панцирная щука».) Снаружи ромбы облицованы блестящим тонкослоистым ганоином, по сути, эмалью. Под ним – слой дентина с сосудистыми каналами и толстая костяная пластинка с большим количеством остеоцитов и коллагеновых волокон, идущих параллельно друг другу и краю чешуи. Конечно, у разных рыб строение чешуи немного различается. Например, у многопера слоев четыре, включая складчатый эласмодин, образованный густой сетью взаимно перекрещивающихся коллагеновых пучков. Слои ведут себя очень по-разному, если сильно надавить на чешуйку в одной точке, т. е. сымитировать укус. Прочнейший ганоин, который выдерживает давление под 60 гПа (примерно 60 000 атмосфер), принимает на себя основной удар. Упругий эласмодин, устойчивый к пластическим деформациям, продолжает гасить поток энергии. В итоге на долю кости остается всего четверть приложенного усилия. Даже если чешуя пойдет трещинами, они будут кольцевыми, а не радиальными (более опасными). А ведь толщина чешуи – всего 0,5 мм! В данном случае речь идет именно о многопере: у мезозойских ганоидов чешуя бывала и помощнее.
Есть у ганоидов и некоторые другие общие черты, причем примитивные: сохранились брызгальца (кто-то использует их как дополнительные проходы для воды, кто-то – чтобы вдыхать воздух) и спиральный клапан, унаследованный от пластинокожих предшественников. Благодаря тому что клапан придает кишечнику облик рулета, хорошо распознаются и копролиты таких рыб, которые тоже закручены спиралью.
Все эти современные существа – реликты древних морей и рек, но далеко не родственные, поскольку их эволюционные пути разошлись еще в мезозойскую эру. Осетровые, амии и каймановые рыбы появились в раннеюрскую эпоху (около 200 млн лет назад), а многоперы – в позднемеловую (примерно 95 млн лет назад; их прямые предки – в позднепермскую). И, помимо этих групп, тогда гораздо более разнообразных, чем сейчас, существовало множество очень непохожих друг на друга ганоидов, которые занимали промежуточное положение между ними (в эволюционном и морфологическом смысле) или предшествовали им.
Одной из таких примечательных групп были аспидоринховые (Aspidorhynchiformes) и номинальный род аспидоринх (Aspidorhynchus, от греч. ασπιδιον – «щиток» и ριν – «нос, рыло»). Эта весьма привлекательная окаменелость попала на страницы книг вместе с другими ископаемыми чудесами Франконского Альба еще в 1755 г.: на яркой цветной гравюре аспидоринх, пока не получивший своего имени, окружен скелетиками тех, кого он ел. Фолиант издал нюрнбергский естествоиспытатель и потомственный талантливый художник-гравер Георг Вольфганг Кнорр (рис. 6.1). Его произведения с изображением живых и ископаемых существ весьма ценятся и в наши дни.
Рис. 6.1. Плитка со скелетом аспидоринха в окружении нескольких скелетов фолидофоров и других рыб; Knorr G. W. Lapides, ex celeberrimorum virorum fententia diluvii universalis testes, quos in ordines ac species distribuit, suis coluribus exprimit, ariq incifos in lucem mittit et alia naturae miranda addit. – Nürnberg: Andreas Bieling, 1755
В 1833 г. по всей науке «щиторыла» описал и придумал ему название Луи Агассис – крупный палеонтолог и ихтиолог своего времени и один из разработчиков метода поиска древних ледниковых отложений, свидетельствовавших о глобальных оледенениях. Ледниковыми валунами он увлекся, когда работал в Университете Невшателя среди гор Юры (собранные им образцы хранятся в Эдинбургском университете, а надгробием стала глыба из ледниковой морены глетчера Аар). Но прежде Агассис учился в университетах Германии, стажировался в научных центрах Франции и Англии, а наиболее успешную часть научной карьеры сделал в Гарварде, где создал всемирно известный теперь Музей сравнительной анатомии. На шестом десятке лет Агассис решил, что размеренная университетская жизнь ведет к болезням, и предпринял несколько многомесячных путешествий в Саргассово море, Магелланов пролив и почти неизученную Бразилию, интересуясь в первую очередь современной ихтиофауной. Лучшей биографией ученого, наверное, стал двухтомник, заботливо собранный и изданный его вдовой Элизабет Кэри Агассис. В него она включила и письма ученого, адресованные таким выдающимся умам XIX в., как Жорж Кювье, Александр фон Гумбольдт, Чарльз Лайель, Адам Седжвик, а также полученные от них[7].
Агассис считал, что аспидоринх, покрытый мощной чешуей, и древние ганоиды в целом обладали смесью рыбьих и рептильных признаков, характерных для ранних геологических эпох. Одним из имен, которым он позднее нарек это существо, не случайно стало «завропсис» (Sauropsis, от греч. σαυρα – «ящерица» и όψη – «облик»). Отдельные его черты затем стали свойственными лишь определенным группам и никогда не воссоединились вновь. Несмотря на свои заявления, сторонником эволюционной теории в изложении Дарвина – Уоллеса Агассис не был и считал дарвиновское учение опасным, даже фатальным для развития естественной истории. Все систематические единицы от видов до типов он полагал реальными именно постольку, поскольку они созданы божественным разумом как категории его мысли. «Более пятисот видов ископаемых рыб, которые мне известны, говорят мне, что виды не переходят незаметно один в другой, но что они появляются и исчезают, вне прямого родства со своими предшественниками; поэтому я считаю, что никто всерьез не станет воображать, что многочисленные циклоиды и ктеноиды (две ранее выделявшихся по типу чешуи группы костистых рыб. – Прим. авт.), которые почти все являются современниками друг другу, произошли от плакоидов (хрящевые. – Прим. авт.) и ганоидов. Также мог бы кто-то утверждать, что млекопитающие и человек вместе с ними произошли напрямую от рыб»[8], – писал Агассис в первом томе своего самого объемного труда, издававшегося 11 лет и посвященного любимым рыбам.
Конечно, как мы уже видим, разные современные рыбы не происходили друг от друга, но все они имели общих предков. И именно Луи Агассис положил начало описанию переходных форм между ними. Аспидоринховые, например, были непосредственными предшественниками костистых рыб, но, в отличие от них, все еще носили похожую на щитки чешую, связывающую их с ганоидами, подобными каймановым рыбам (рис. 6.2). Не было у них и подвижного сочленения предчелюстной кости с верхнечелюстной, что позволяет настоящим костистым рыбам особенно широко разевать пасть. Наоборот, предчелюстная кость была вытянута в трубочку.
Рис. 6.2. Скелет рыбы аспидоринха (Aspidorhynchus sanzenbacheri), плотно покрытой ганоидными чешуями, передняя кромка хвостовой лопасти укреплена фулькрами, предчелюстная кость вытянута в трубчатое рыло, вид сбоку; длина 1 м; позднеюрская эпоха (157–146 млн лет); Франконский Альб, Германия (Музей юры, Айхштетт)
Вероятно, что в сердце аспидоринха важную роль играл многоклапанный артериальный конус с мощной поперечнополосатой мускулатурой в стенках (миокард). Ведь все ганоиды и даже некоторые продвинутые, но вымершие рыбы обладают тремя и более клапанами в этом органе, перегоняющем кровь в главную артерию. Карманообразные клапаны нужны, чтобы кровоток шел в одном направлении и чтобы снизить давление в тонких жаберных сосудах. У костистых рыб роль главного запирающего устройства и амортизатора перешла к более эластичной и прочной луковице аорты, и от конуса остались лишь один или пара едва заметных
