он надраил свои жуткие рабочие ботинки, а парадные черные брюки накрахмалил до такой степени, что штанины затрудняли ходьбу. Это внезапное внимание к давно и упорно игнорируемой области жизни являло собой нарушение миропорядка — как будто Всевышний головой ушибся, — и Эдди прекрасно это понимал. Он вел себя как сдержанный, умеренный психопат.
— Терренс Нейплс пытался подкатывать ко вдовушке, — сказал он Грэйньеру, вытянувшись по стойке «смирно» в своих накрахмаленных штанах и неловко шевеля ртом, чтобы кусочки пластыря не отклеились от порезов. — Но я сказал старине Терренсу, что теперь моя очередь попытать счастья с этой дамой, иначе я его физиономию по всему округу размажу. Так-то, пришлось его припугнуть. Но слово-то я, если что, сдержу. Буду его лупить, пока все внутренности наружу не повылезают. Для молодух я слишком безобразен, и она — мой единственный шанс, если только я кутенеечку не заарканю, или не перееду в Спокан, или не переберусь в Уоллес. — Уоллес, штат Айдахо, славился борделями и шлюхами, с одной из которых можно было договориться о совместном ведении хозяйства, после того как она отойдет от дел. — И мы с Клэр давно знакомы, не то что они с Терренсом, — сказал он. — Подростком я какое-то время, стыдно сказать, увлекался религией, и даже обучал мелюзгу в воскресной школе — и среди них была она. Кажется. Да. Вроде бы.
Грэйньер знал Клэр Томпсон, правда, тогда ее фамилия была Шук, по школе в Боннерс-Ферри — она училась на несколько классов младше. Она по-прежнему выглядела молодо — ее нисколько не испортила ни некоторая полнота, ни проступившая в волосах седина. Во время Великой войны[4] она работала медсестрой в Европе. Замуж вышла достаточно поздно и несколько лет спустя овдовела. Теперь она продала свой дом и сняла коттедж в Сэндпойнте, у дороги, тянувшейся по всему Айдахскому Ухвату.
Ноксон располагался на южном берегу реки Кларк-Форк, а дом вдовы — на северном, поэтому они не смогли даже в магазин за содовой заехать и направились прямиком ко двору Клэр, вынесли все из дома, загрузив в повозку столько ее мирских пожитков, сколько могли утащить лошади — по большей части тяжелые запертые сундуки, домашнюю и кухонную утварь, — а остальное загрузили в форд, навалив кучу, превышавшую рост человека с вытянутой вверх рукой и тяпкой в придачу, а на вершине — два матраса, двое детей и маленькая собачонка. К тому времени, как Грэйньер их заметил, дети сидели слишком высоко, чтобы можно было определить их возраст или половую принадлежность. Работа спорилась. В полдень Клэр подала им чай со льдом и сэндвичи с олениной и сыром, и к часу дня они уже были в пути. Вдова села спереди, рука об руку с Эдди; на ней было черное платье, купленное, вероятно, в прошлом году по случаю траура, голову она обмотала белым шарфом; она смеялась и болтала, а ее возница пытался рулить одной рукой. Грэйньер пропустил их вперед, но то и дело нагонял на долгих подъемах, когда автомобиль не справлялся и начинал пыхтеть, а Эдди заливал внутрь воду из бутылей, которые дети — похоже, все-таки мальчики, — наполняли в реке. Караван двигался достаточно медленно, так что любимец детей, щенок, мог спрыгивать со своего насеста на самом верху багажа и гоняться за сусликами, обнюхивать их норы, затем вскарабкиваться по обочине дороги на высокое место и спрыгивать к детям, которые сидели, сцепив руки и вытянув ноги, держась за веревочные крепления.
Несколько часов спустя они заехали к соседу, чтобы забрать еще одну вещь — двустволку, которую муж Клэр Томпсон оставил в качестве залога по ссуде. Томпсон, очевидно, так и не заплатил, но, чтобы почтить его память, жена убедила соседа отдать старую двенадцатикалиберку. Об этом Грэйньер узнал, остановив кобыл на обочине, чтобы они пощипали траву и налакались из соседского водозаборного ящика.
Хотя Грэйньер стоял совсем близко, Эдди выбрал именно этот момент, чтобы поговорить по душам с вдовой. Она сидела рядом с ним в автомобиле, отряхивая серую пыль с головной повязки и протирая лицо. «Я что хочу сказать», — начал было Эдди, но, похоже, почувствовал, что так не пойдет. Он довольно-таки резко распахнул дверцу, выскочил наружу, суетливо, как будто машина тонула в трясине, перебежал на пассажирскую сторону и встал рядом с вдовой.
— Покойный мистер Томпсон был прекрасный человек, — сказал он. На неловкую минуту он умолк, видимо, раскочегариваясь, потом продолжил. — Прекрасный человек. Да.
— Да? — сказала Клэр.
— Да. Все, кто его знал, говорят, что он был отличным парнем и самым… самым, скажем так, отличным парнем. Говорят. По крайней мере те, кто его знал.
— А вы его знали, мистер Сауэр?
— Не сказать, чтобы мы общались. Нет. Однажды он мне свинью подложил… Но он был прекрасный человек, говорю вам.
— Свинью подложил, мистер Сауэр?
— Задавил моего козла — налетел на него своей повозкой и шею свернул. Тот еще он был сучара — скорее украдет, чем работать станет, так ведь? Но я это к чему. Вы выйдете замуж?
— У вас есть кто-то на примете?
Эдди не сразу нашелся с ответом. Тем временем Клэр открыла дверцу, потеснила его и выбралась из машины. Повернулась к нему спиной и с интересом посмотрела на лошадей Грэйньера.
Эдди подошел к Грэйньеру и сказал: «Кто, по ее мнению, у меня есть на примете? Вот кто! Я!»
Грэйньер лишь пожал плечами, усмехнулся и покачал головой.
Эдди, стоявший в трех футах от вдовы, обратился к ее спине: «Так я ж говорю. Достойная партия! Я то есть!»
Она обернулась, взяла Эдди за руку и отвела обратно к форду. «Мне так не кажется, — сказала она. — Вы мне не подходите». Она больше не выглядела опечаленной.
Когда они отправились дальше, она села рядом с Грэйньером в повозке. Грэйньеру было неловко — он не хотел оказаться под носом такой чувствительной женщины как Клэр Шук, ныне Клэр Томпсон: его одежда воняла. Он хотел извиниться за это, но как-то к слову не пришлось. Вдова молчала. Грэйньер почувствовал, что должен заговорить. «Ну», — сказал он.
— Ну — что?
— Ну, — сказал он, — вы с Эдди поладите.
— Нам не придется, — сказала она.
— Вероятно, — сказал он.
— В большом мире вдовам особо не приходится выбирать, за кого выйти замуж. Слишком многие бегают без мужей. Но здесь, на выселках, мы в почете. Можем взять кого захотим, хотя выбор, в общем, невелик. Проблема в том, что вы, мужчины, слишком рано стареете. Ты-то жениться не собираешься?
— Нет, — ответил Грэйньер.
— Нет. Тебе не нужна обуза, так ведь?
— Да. Не нужна.
— Что ж, значит, больше ты не
