я варила мазь для того, чтобы скрыть свои татуировки. А потом потихоньку мы с бабушкой подбирали средство и собирали ингредиенты для последнего и важного зелья — моей «смерти». Благо методика работала и ба вспоминала все, что знала о травах и зельях по мере необходимости.
Однако, я чувствовала, как время поджимает. За пять месяцев я вызубрила семьдесят две руны и тщательно училась их комбинировать. Как же я была благодарна маме в этот момент, что она отдала меня на фортепиано в детстве. Пусть я и не любила этого, но за семь лет обучения приобрела один немаловажный опыт. Пальцы у меня были гибкие и послушные. Терпели нагрузки, которым я их подвергала. Я скручивал пальцы в немыслимых узорах, делала быстрые пасы руками, отрабатывая скорость плетения и постановки щита, до тех пор пока они не начинали дрожать.
Знать бы еще, что я все делаю правильно и видеть бы результат… К сожалению, мой нулевой резерв не мог позволить мне хоть немного насладиться своими стараниями. Потому оставалась зубрежка, зубрежка и еще раз зубрежка. Я учила только основное. Занималась практикой. Верила словам единственного человека, что не предаст меня, моей бабушке, что «стоит пополниться моему резерву и тогда будет прок от моих учений и мучений».
В газете, что я читала украдкой, нашла необходимое мне объявление. Легионеры нужны были всегда и, как предполагала бабушка, там было полное обеспечение: едой, жильем, нужной амуницией. Два года «учебки» гарантировали мне какую никакую профессию и стабильный заработок. Сердце разрывалось от мысли, что мне придется так надолго покинуть своего ребенка. Но не было выбора.
Я гладила разбушевавшегося малыша, который толкался, и продолжала проговаривать вслух руны, мысленно рисуя их в голове. Я его еще не видела, но уже так любила. Меня уже давно отселили в гостевое крыло, а чтобы мне не было так спокойно, специально поселили в комнату, где эти сволочи предавались утехам. В покои Эдмунда перебралась баронесса. Ко мне она не лезла, для нее я была пустым местом. Из хозяйки особняка, в который я пришла чуть меньше года назад, я превратилась в инкубатор для наследника. Ко мне так и относилась. Кормили, поили, приносили чистую одежду. В город не пускали, дозволяли гулять только в саду. Два камня, которые мы с ба выкрали у рассеянного доктора, всегда лежали у меня в облегченном корсете.
Я шла по привычному маршруту из беседки в особняк. Куталась в шаль и прижимала к животу книгу. Время близилось к ужину. Пропустить его я не могла. Силы мне и малышу были нужны. Только не ожидала, что на подступах к дому путь мне преградит конюх.
— Не велено пускать, — заявил с противным крючковатым носом оборотень, что был больше похож на гиену, чем на волка.
— Кем не велено? — устало спросила.
— Альфой. Вернитесь в беседку. Вас позовут, — прокаркал он.
— Кто-то прибыл?
— Не вашего ума дело.
— Замечательно, — процедила сквозь зубы. Теперь мне будет указывать что делать еще и конюх. Сумрак скрывала меня, я не торопилась никуда уходить. Когда этот отвратительный мужчина решил схватить меня за локоть и увести, я одернула его.
— Мне разрешено применить настойчивость и дотащить вас до беседки, — нагло заявил мне конюх.
Боже! Какой же он противный. Я скривила губы, понимая с этих уродов станется. Но я должна думать не только о своей гордости, но и о здоровье ребенка. Хотя знали бы они, что для беременной важно не только кормить ее и выгуливать, словно псину, но и психоэмоциональное состояние. Но куда этим животным заботиться о таких глупостях. Не вою и не бьюсь в истерике и ладно.
Я отошла подальше, прислонилась к дереву спиной, слегка откинув затылок на ствол и, смотря на звездное такое неприветливое небо этого мира. «Интересно, кто пожаловал в гости к этому мерзавцу? Запомнить бы и на будущее знать друга своего врага».
Мои ожидания увенчались успехом, только вот кроме светловолосой макушки, крупной, даже мощной фигуры ничего не удалось рассмотреть. Единственное, я поняла, что эти двое были в близких отношениях. Уж очень тепло прощались. Незнакомец, который единственный посетил этот особняк почти за полтора года моего тут проживания, скрылся за магическим барьером, который лишь на миг моргнул синевой и снова исчез. Я даже не успела рассмотреть руны, с помощью которых тот был создан. Еще один минус моего магического «обезвоживания» — неспособность переключаться на то самое магическое зрение.
Я уже было хотела оторваться от дерева, рядом с которым наблюдала за прощанием, несомненно, друзей, как Эдмунд по хищному резко вскинул голову, повел носом и ощерился. Он развернулся и скалясь направился в мою сторону. Я опустила руку на живот, ведь тот впервые за последние месяцы, собирался мне что-то сказать. Задетое эго не позволяло ему обращать на меня внимание. Знала бы что удар по причинному месту отвадит его от меня, ударила бы еще раз, но, к сожалению, мой весьма большой живот и медлительность мешали воплотить мечту в жизнь.
Эдмунд подскочил к конюху и не разбираясь отвесил тому оплеуху.
— Я сказал, где она должна быть!
— Но… альфа…
— Заткнись и проваливай, — прорычал Эдмунд.
А потом в два шага добрался до меня. Вжал меня в шершавую крону дерева. Сбросил теплую шаль с плеч, с силой сжимая мою налитую объемную грудь. Он, сверкая волчьим глазами, склонился к шее и начал жадно вдыхать воздух.
— Ты так пахнешь… С ума сойти можно. Будь уверена, как только ты разрешишься от бремени, я возьму тебя. Нет уже сил терпеть.
А потом прикусил ключицу, от омерзения меня застряло. Он подхватил за талию и настойчиво потащил в дом. Под внимательными взглядами прислуги дотащил меня до обеденного зала, усадив на другом конце стола и оскалившись плотоядно, принялся поглощать большой кусок мяса с кровью. Лауренсия переводила настороженные взгляды с меня на Эдмунда. Сегодня даже ее открытое сверх меры изумрудное платье не могло привлечь этого волчару. Он жадно следил за мной и тем, чтобы я ела. Его глаза больше походили на звериные. Я не понимала, откуда такая реакция, если он всячески игнорировал меня все эти месяцы. И это меня напрягало и настораживало. Виноват ли в этом внимании тот незнакомец или дело в чем-то другом?
Но только после ужина он проигнорировал баронессу и, приблизившись ко мне, подцепил мой подбородок. Присел на край стола, не больно, но ощутимо впиваясь выпущенными черными когтями в нежную кожу.
— Я приду сегодня. Подготовься.
— Я глубоко беременна, — по слогам
