глотнул. Самогон оказался слабеньким, вроде портвейна. Но неожиданно приятным на вкус. И я глотнул ещё раз.
В голове у меня сразу прояснилось, и всплыли подробности видения в зале с колоннами. Да так чётко, словно я только что это увидел!
Вот же я тормоз! Отец «моего» парня — это же правитель Юри! О нём говорили в аиле мои названые братья! А парня зовут Камай из рода Красных драконов. И сроду он не медведь.
То есть, это он не медведь, а я…
Посмотрел на запястья, перемотанные полосами льняной ткани. А теперь-то чего скрывать?
Размотал. Но красный след, если он и появлялся во время боя, уже сошёл. Допустим, шаманка права, и рядом с узором скоро появится морда медведя.
Камай был драконом, но я-то не он. Я парень сибирский — мишки да балалайка. И если зверь мне поможет, найду убийцу. А там — будь что будет.
Я спустился вниз, на тропу. Моё разновозрастное воинство уже подтянулось к свежей яме, где покоились вражеские воины, и лопало ячменные лепёшки с шариками сыра.
В животе у меня булькнуло, ухнуло, и я тоже накинулся на разложенную на камнях еду. Сыр был кислый, жёсткий, сухой. Но мои новые молодые зубы махом крушили его, а новый молодой желудок только бурчал себе — мало, мало!
И никого не смущало, что обед мы устроили рядом с братской могилой.
Малышня наелась, напилась и начала играть в волчьих всадников, которых сожрал медведь. Дикие дети — никакого стресса. Вот только воды было маловато, и досталось им совсем понемногу.
Я подождал, чтобы старушки мои отдохнули немного, а потом погнал всех в гору. И скоро мы скрылись в кедровом лесу.
С воздуха нас больше было не разглядеть, и я выдохнул. Хрен теперь так просто застанут врасплох.
Детвора в лесу чувствовала себя как дома — ягоды, грибы, цветы вроде медуницы — всё походя собиралось и елось. Скоро старшие мальчишки углядели ручеёк, и я ещё больше приободрился. Осталось последнее — выбрать хорошее место для ночлега.
Решил сделать это пораньше. Ещё ведь обустроиться как-то надо, а бабульки мои устали.
И тут же пошли проблемы. У меня. Мне и веток не наломать, одной-то рукой. И топоры у них смешнецкие. Одно название, а не топоры.
Впрочем, беспокоился зря. Здешние люди много кочевали с места на место, и уж лагерь-то разбивать умели. И занимались этим, как я понял, как раз бабы да ребятишки.
Распоряжалась шаманка. Она каждому нашла своё дело, даже пятилетним. Они ловко таскали траву и ветки. Сложнее всего оказалось обустроить скотину, чтобы не разбредалась.
Нескольким курам тут же свернули голову, наварили супа с ячменной крупой.
Часовых выставлять не стали. Шаманка сказала, что духи горы сами будут нас охранять.
Я бы поспорил, но рана-то никуда не делась, и вымотала она меня здорово. Хлебнул горячего, да тут же и уснул прямо у костра. Не раздеваясь, не снимая оружия.
Думал, прикрою глаза. На минуточку. Отрубился намертво — и усталостью, как одеялом накрыло.
Проснулся от тёплого дыхания на лице. Какой-то зверь осторожно обнюхивал мою щёку, шею…
Я перестал дышать, нащупывая на поясе ножны.
Зверь шумно фыркнул, отстранился, и я смог его разглядеть.
Морда оказалась серая с белыми баками, пушистая и самодовольная. А глаза — голубые, чуть светящиеся при луне.
Костёр давно потушили. Лес был тёмен, но свет с неба лился на нашу полянку серебристым потоком, превращая её в сказочную стоянку гномов.
Старушки и дети спали на лежанках из веток и войлочных одеял. Я не мог видеть их настолько чётко, но я видел. От страха, наверное.
Видел, шаманку, подле которой лежал её бубен, видел свернувшихся, как котята, малышей, видел приготовленные для утреннего костра ветки, видел самые тоненькие шерстинки на морде зверя.
Огромный барс смотрел на меня, лежащего, сверху вниз. Смотрел спокойно, словно даже не как на добычу, а молочка ему тут налили. В мисочку. И в личку написали: иди, мол, давай, пока не прокисло.
Он пришёл, а молочко недовольно. Непорядок.
Голос подать я боялся. Крикну, а старухи проснутся, и начнётся паника.
Надо было как-то потихонечку вытащить меч.
Я потянулся здоровой рукой к бедру, и барс оскалился, показывая мне ровные белые зубы.
Мне бы твоего стоматолога, парень.
— Тш-ш, — прошептал я чуть слышно. И обхватил рукоять меча. — Ну вот. Сейчас мы с тобой…
Барс рыкнул. Догадался, зараза пушистая.
Ну, а чего ты хотел, большой кот? Тут уже: или ты, или я. Извини, братишка. Я тут медведь, так вышло.
Среагировали мы одновременно: я перекатился, вскочил и выхватил меч, а он вздыбился в прыжке, снова сбивая меня с ног…
* * *
Ну вот с одеждой — никак меня нейросеть не понимает)
Глава 10
Убежище
Барс кинулся на меня всей своей тяжеленой меховой тушей, и меч отлетел, звякая.
Я схватил зверя за шею, пытаясь не придушить, так хотя бы отодвинуть от своего горла зубастую морду. И мы покатились по траве и камням.
Он наседал, пытался подмять меня, я изворачивался и давил ему на горло, увязая пальцами в густой шерсти.
И всё это в полной тишине, словно барс тоже не хотел разбудить детей и старушек.
Мы перекатились раз, другой. Мне как-то удавалось удерживать оскаленную морду в паре сантиметров от своего лица, хотя запястья и кисти рук уже слабели от страшного усилия.
В какой-то момент, когда онемевшие пальцы уже готовы были разжаться, я понял, что вцепился в барса обеими руками — и здоровой, и той, что все эти дни висела плетью.
Да я же эту руку едва мог немного приподнимать! Удар мечом в грудь что-то повредил и в ней, не давал нормально двигаться!
Выходит, что это? Сон? Мой сон?
Мне просто снится сейчас, что оскаленная морда уже в паре сантиметров от моего лица!
Но раз сон — мой, значит, если сейчас сумею наполовину проснуться, то смогу всё! Овладеть течением сна! Раздавить эту хитрую кошку! Превратить в беспомощного котёнка!
Я зарычал, сдавливая горло барса с нечеловеческой силой пробуждающегося сознания.
Это мой сон! Я в нём хозяин!
Зверь зашипел, вывернулся, отпрыгнул и уставился на меня круглыми от удивления глазами.
«Ну, иди же ко мне? — подумал я, понимая уже, что всё у меня получилось. Что я проснулся во сне, и барс теперь ничего мне не
