макушку мужа, это может длиться часами, а полные признательности взгляды младших, напоминающие, что именно я настоял о полной звуковой изоляции родительской спальни, слегка… выбивают из колеи. Если бы не настоял то, чувствую, ювенальщики точно оказались бы на нашем пороге.
Хорошо, что больше детей у этой страстной четы Кирью не будет. Организм матери, выдавший трех детей с перерывом в год (с небольшим) отказался от функции деторождения.
— Брат? — ко мне в комнату заглянула Эна.
— Да?
— У нашей школы снова верзилы дедовские тусовались, — вздохнула девочка, подходя к моему канделябру, — Эти дураки нам с Такао руками машут. Может, поговоришь с дедом, чтобы не махали? От нас снова новенькие шарахаются!
— Нет, — отрицательно качнул я головой, — Все в порядке, так и должно быть. Просто подождите, пока этим новеньким другие всё расскажут.
— Ну… — надула губы сестра, — Я чувствую себя как из клана якудза!
— Эна… — развернувшись от письменного стола, я обнаружил, что сестра уже освоилась на кровати, — Этим здоровякам по двадцать с лишним лет. Думаешь, взрослым людям нравится торчать у средней школы и махать рукой чьим-то детишкам?
— Я знаю, что они нас охраняют, но… — сестра недовольно скуксилась, — Просто это… стыдно.
— Подумай вот о чем, — предложил я, — Они охраняют всю школу, но делают вид, что только вас. Машите им в ответ, помогите укрепить это заблуждение.
— Это будет еще хуже!
— Это поможет прадеду, — отрезаю я, заставляя сестру задуматься.
— Все готово! Спускайтесь кушать! — зовёт нас Такао.
За обедом я рассказываю младшим о том, что со мной приключилось вчера и сегодня. Упоминаю как о драке в парке, так и почти удачной попытке похищения, не скрываю никаких деталей. Дети должны понимать, что даже здесь, в Аракаве, официально втором по безопасности месте после площади перед императорским дворцом, всё не так просто. Что наш дед (мы его называем, в основном, дедом) ни разу не шутит, периодически отправляя своих учеников в патрулирование.
Знали бы они, что пара местных мелких кланов якудза, из тех, старых, давным-давно уже ушли от бизнеса и занимаются почти тем же, что и ученики «Джигокукен»… но такую информацию я им раскрывать не собираюсь. Незачем. Правильные японские дети должны быть как можно дальше от теневого мира этой страны. Замараться можно легко, а вот отчиститься не выйдет.
Домой возвращаются родители. Отец слегка выпивши, мать, откуда-то взявшая флаг Аргентины, вовсю дурачится, то заматываясь в него сама, то пытаясь поймать в своеобразную ловушку тех, кто подвернется под руку. Неудачное нападение на меня вызывает заматывание самой нападающей, после чего я говорю ей тихо на ухо, что знаю, как флаг будет применяться этой ночью. Затем происходит поспешное бегство красной как рак женщины.
Отцу мы тихо передаем бумажный пакет. В нём два журнала, пришедшие по почте. Он на седьмом небе от счастья, а значит — флагу сегодня придётся подождать. У Кирью Харуо две безумные страсти: его жена и старинные автомобили. Новые журналы? Значит, отец будет играть в ниндзя, а Ацуко невероятно ревновать его к маскл-карам.
Но флаг всё равно будет поднят. Без этого у них не проходит ни дня.
Глава 5
Удар судьбы
Одной из основных проблем, возникших передо мной в ранние годы, был контроль эмоций. Из-за того, что родители представляют из себя два клубка провокаций, несмотря на всю их доброту, а в доме, кроме едва научившегося ходить меня, еще два комка детского рёва, мой самоконтроль временами давал трещину. Хуже всего было то, что я не знал, как освободиться от такого навязчивого непродуктивного шлака, как эмоциональная нестабильность. В итоге, временным решением было орать на своих злополучных родителей, пока они не начинали вести себя как положено. Особенно хорошо это получалось ночью, когда два безответственных человека, бесившихся весь день и кувыркавшихся голыми треть ночи, засыпали мертвым сном, не обращая внимания на «просьбы» Эны и Такао сменить им пеленки или дать поесть.
С тех пор-то они меня и побаиваются. Иногда. Ну, потому что я орал громко и внезапно, а еще частенько, забравшись на постель к уснувшим мертвецким сном людям, поднимал у себя над головой что-нибудь, чем готовился их бить.
Сейчас, спустя десять с лишним лет, я испытываю похожий уровень раздражения.
— Может, вы уже закончите приставать к человеку? — процедил я по отношению к трем парням, обступившим парту моей молчаливой соседки, — У вас мозгов не хватает понять, что вы её не веселите, а запугиваете?
— Не лезь не в свое дело! — испуганно, но упёрто огрызнулся один из троицы, — Да, Шираиши-сан?
Подтекст происходящего был как на ладони. Эта Антиайдол — красавица, а вот парни, подружившиеся между собой буквально только вчера — вполне обычные. По одному они бы никогда не осмелились подойти к такой девушке, а тут решили, что если она «выбивается» из классной иерархии и никаких друзей себе не нашла, то можно её, так сказать, подобрать. В итоге и идут на отчаянный и неумелый «приступ крепости», которая просто не знает, куда себя девать.
И, что плохо, у меня действительно мало оснований вмешиваться. Точнее, крайне нежелательно эскалировать ситуацию. А еще и Рио куда-то делся…
— Три шакальих абрикоса! — внезапно послышался скрипучий голос, после чего тот, кто огрызался на моё замечание, подскочил в воздух, издав заячий вопль, — Пошли вон!
Одноклассники пускаются в позорное бегство, обнаружив в качестве агрессора мою соседку справа, Хиракаву, девушку-с-челкой. Та успевает наградить тычком карандаша под ребра всем троим, а затем встает около отбитой одноклассницы, положив ей руку на плечо и пристально оглядывая класс. Замечаю притаившегося за дверью Хаташири-сенсея, явно ждущего развязки. Его лысину сложно с чем-либо перепутать.
— Кто будет лезть к Шираиши — будет иметь дело со мной, понятно⁉ — воинственный взмах карандашом.
— Что, хочешь утащить её в свою страну чудил, чудила⁈ — обиженно скулит один из подростков, ощупывая пораженное карандашом место.
— Лучше быть чудилой, чем такой безмозглой посредственностью как вы! — скрипит Хиракава, — Еще позавчера Кумасита-сенсей предупреждала насчет Шираиши, а вы явно слушали жопами, макаки бесхвостые! Тупые абрикосы!
Сама Шираиши сидит, напряженная как струна, видимо, из-за внимания большей части класса. Она вздрагивает, когда начинается перепалка, но дальнейшую эскалацию ситуации спасает врывающийся в класс историк. Хиракава сутуло, но победно плетется
