Гремели имена Мейерхольда, Вахтангова, Таирова. Станиславского уже воспринимали как классика – на него равнялись, но в то же время считали его реликтом прошлой эпохи. Входил в моду кинематограф, уже названный Лениным «важнейшим из искусств» – прежде всего, за массовость. Балет переместился на задворки общественного внимания. В воздухе повис вопрос в духе революционного максимализма: «А нужен ли нам классический балет – это старорежимное искусство?». Но именно в то время начинала свой творческий путь Марина Семёнова.
Семёновой было тринадцать лет, когда её танец уже вызывал восхищение. Она станцевала Лизу в одноактном балете Льва Иванова «Волшебная флейта». Балерина Татьяна Вечеслова вспоминала о том выступлении Семеновой: «Научить так танцевать нельзя, нужно с этим родиться. Ее стремительность, динамика, напор покоряли. Движения рук поражали законченностью форм». И знатоки видели в этой девочке будущее советского балета. Редко столь ранние авансы сбываются, но Семёновой удалось стать счастливым исключением из правил.
Она взлетела быстро и в первые пятнадцать лет балетной карьеры не знала преград… Нервным выдался, пожалуй, только приёмный экзамен в училище, который проходил в самое страшное время – в 1918-м году. Агриппина Ваганова (по тем временам – молодой педагог) её не просто не разглядела, а хуже того – «назвала замухрышкой». «Я и впрямь была тощая-тощая, щуплая-щуплая», – вспоминала Семенова. За девочку вступился ведущий танцовщик Мариинки и педагог училища, всеобщий любимец Виктор Семенов. Ему предстояло временное расставание с театром, он отбывал на фронт – и, заметив однофамилицу, сказал с грустной улыбкой: «Семёнова? Возьмите её. Пускай хотя бы моя фамилия останется на афише!».
В училище Марину приняли. Первый год она занималась у матери Галины Улановой – Марии Федоровны Романовой, а потом, когда после первого класса Семёнову сразу перевели в третий, её педагогом стала Ваганова. Узнав о переводе в класс Вагановой, которая уже тогда славилась строгостью, Семёнова всплакнула. Но за считанные дни она стала вагановской любимицей. Ваганова была одержима идеей возрождения классического балета в России, и она быстро поняла, что Семёнова – это её шанс в искусстве, в педагогике… Ваганова оставила воспоминания о тех днях: «… у меня на уроке появилась блондиночка, очень миниатюрная, с маленьким личиком, ничем не выдающаяся, своим наружным видом даже, можно сказать, скорее невзрачная. Увидев новую ученицу, я спросила: «А ты еще откуда?»… Я продолжала задавать разные движения, все время наблюдая, что за «экземпляр» добавили в мой класс. Девочка быстро воспринимала каждое указание, а когда она вышла на середину зала и проделала developpe a la seconde (балетная поза, в которой работающая нога поднимается высоко в сторону – прим.), я чуть не вскрикнула от восхищения, так красиво, выразительно это маленькое существо исполняло заданное движение. Когда Марине было двенадцать лет я поставила для нее и других моих учениц такого же возраста номер. Семенова так сумела передать движение бабочки, что театр гремел, видя этого чудо-ребенка.
С выпуска Марины Семеновой началась моя известность в качестве педагога. Смелостью было с моей стороны показать ее в балете «Ручей». На семнадцатом году юная Марина Семенова блеснула и техникой, и игрой хотя сюжет был небольшой и незамысловатый. Но манера держаться как опытная артистка изумила тогда всех».
В училище Семёнова славилась озорством, она уморительно пародировала педагогов, в точности изображала их движения… Но и занималась она с самозабвением азартом, стремясь во всём быть первой. Она сумела перенять у Вагановой все тайны классического танца, демонстрировала совершенство формы и глубину содержания… Уже в училище Семёнову называли «Тальони ХХ века». Просто удивительно, что те «медные трубы» не оглушили её на всю жизнь.
Коронация
В театре Семёнову ждали как будущую великую артистку, которая привлечёт всеобщее внимание к балету. Вот она, настоящая виртуозность! – говорили знатоки после «выпускного» семёновского «Ручья». «Ручей» был последним спектаклем танцовщицы Вагановой – и первым громким «взрослым» успехом её любимой ученицы.
Семёнова стала первой балериной, которая миновала стадию кордебалета и сразу заняла лидерские позиции в Мариинском театре. Даже великая Павлова не избежала этой школы! А Семёнова сразу получила главные роли. Ваганова не боялась «перегрузить» ученицу сложнейшими партиями. Нервная выдержка у Марины была несравненная, здоровье тоже не давало сбоев. Психология Семёновой была уникальна по устойчивости: от природы она была предназначена для великих дел и для долгой насыщенной жизни. Через все испытания она пройдёт непобедимой: буквально – через огонь, воду и медные трубы.
Ваганова понимала, что невозможно в первый же год создавать на сцене глубокие, осмысленные образы. Но она была уверена, что работа над главными партиями репертуара поможет отточить технику – а драматическая глубина придёт потом, в свой черёд, на фундаменте технического совершенства. Так и случилось, уже через год-другой на сцене блистала не просто виртуозная танцовщица, а неповторимая актриса, индивидуальность, личность.
В Париже главный театрал Совнаркома, нарком Просвещения Анатолий Луначарский с гордостью сообщил Сергею Дягилеву: «В Ленинграде совершенно исключительно развернулась молодая Семёнова». Подтекст ясен: звёзды Русских сезонов навсегда остались заграницей, но русский балет не умирает, у него есть будущее, есть молодые звёзды.
Власть юной Семёновой над зрителями не знала границ. Многим известна легенда: когда большевики, «народные комиссары», намеревались выдворить балет из роскошных театральных зданий, Луначарский привёл их «на Семёнову». И семнадцатилетняя «русская Терпсихора», совсем, как в сказочном балетном либретто, развеяла сомнения власть имущих… Недавние противники балета с жаром аплодировали Семёновой и выкинули из головы мысли о борьбе с балетом. Глядя на Семёнову, они поняли, что балет – это не просто развлечение, обременительное для государственной казны, а гордость страны… С тех пор балету стали помогать. Это легенда, в основе которой историческая правда. Конечно, вряд ли всё свершилось на каком-то одном спектакле, но несомненно, что, когда решалось, «быть, или не быть балету», именно искусство Семёновой, юное обаяние её таланта, склонило новую власть на сторону классического танца.
Галина Уланова вспоминала, как, будучи ученицей, впервые увидела молодую звезду – Семёнову – в классе Вагановой, в холодном зале, который не могла согреть одна трескучая буржуйка. Открылась дверь, вошла Семёнова, к тому времени уже знаменитая. Всё сразу прекратили заниматься. Ученицы замерли, стояли, как завороженные – и любовались её точёной фигурой в хитоне, её «великолепной красоты ногами». Она восхищала всех.
В 1928-м году в СССР приехал Стефан Цвейг – всемирно известный австрийский писатель. Его многое интересовало – литература, политика, кино… Но главным потрясением для него в СССР стала молодая балерина – Семёнова. «Её имя ещё прогремит в Европе!», – решительно предсказывал Цвейг, не жалевший для Семёновой восторженных
