рабов, не брезгуя своими братьями славянами. Никакие это не поляне, а хазары, либо поляне охазарившиеся, предатели ассимилировавшие в среду каганата.
Очень интересно все складывается. Чувствую как на лбу выступает холодный пот — перспектива оказаться евнухом на дворе кагана Аскольда расцветает во всех красках. Если нет никакого Киева на Днепре, если меня поведут в хазарскую ставку во главе Аскольдиром, то помощи ждать не откуда.
Меж тем толстяк продолжает смотрины пленниц, причем делает это крайне избирательно. Викинги, на правах продавцов, подняли всех женщин, которые выставлены на торг. Пленными удалось взять четырнадцать представительниц прекрасного пола, новгородок в возрасте до двадцати лет край. Всех кто старше толстяк полянин отбраковывает небрежным жестом, взмахивая рукой так, будто смахивает пыль или мусор со стола. Отбракованными оказываются сразу шестеро. Старуха с почти что белыми от седины волосами, которую викинги, возможно, планировали продать в качестве служки. Троица женщин между тридцати и сорока годами, которые живя тяжелой жизнью утратили свою красоту и мало чем отличаются от седой старухи, если говорить о мужском внимании. Парочку девушек моложе, женщинами их назвать не поворачивается язык. Обоим едва перевалило за двадцать, обе пышногрудые, полнозадые и дышат здоровьем и красотой как на мой вкус. Чем они не угодны толстяку не знаю, но не стоит забывать, что в эти времена к возрасту отношение особое. Прибавь сюда тот факт, что отбор ведётся в гарем к кагану, так все становится на свои места.
Оставшихся четырнадцать «избранниц» толстяк осматривает по тому же принципу, что до того меня. Они поднимают руки, приседают, открывают рты и демонстрируют зубы, а в довесок полянин заставляет их обнажиться ниже пояса. Не совсем понятно, что хочет увидеть толстяк в женских генеталиях, потому что ни на извращенца, ни вообще на человека интересующегося женским полом, он не смахивает. Ничуть не удивлюсь узнай, что толстяк сам является евнухом при дворе Аскольдира.
— Вот эти, — заключает толстяк, обращаясь к дану и показывая на отобранных девушек. — За сколько отдашь?
— А за сколько взял бы?
— Ну… — полянин задумчиво касается пальцами подбородка.
— По две дихремы за голову, больше не дам. Нам еще их вести, боюсь довезем не всех…
Он наверняка приведёт еще тысячу и один аргумент в пользу названной цены, но викинг прерывает его.
— Двадцать, — он смотрит на девчонок, на полянина. — Двадцать дихрем вместо двадцати шести за всех.
Полянин усмехается, на щеках его вспыхивает румянец. Еще бы, викинг называет сумму на шесть дихрем меньшую той, которую сам толстяк только что назвал как отправную сумму торга. Сам же наверняка готов поднять ставку до трех, а может и четырех дихрем за пленника, а тут такая щедрость.
— Беру всех. С чего вдруг такая щедрость, заморыш?
Как и положено настоящему торговцу, думающему о своем благосостоянии, полянин думает о вверенных ему Аскольдиром деньгах, за которые наверняка отвечает головой. И ему любопытно, почему вдруг даны называют заниженную цену за отменный товар. Конечно истинную причину никто не скажет, но спросить он обязан.
— Шишак, — викинг впервые за все время обращается к толстяку по имени. — Передай Аскольдиру, что отныне это будет новая цена, если он будет торговать с нами.
— Ой ли?
Шишак не делано изумляется, при всей своей прошаренности не сумев скрыть сей факт, отпечатавшийся на лице. Он не задаёт вопроса, но по всему его виду считывается — с какого это перепугу разбойники поставляют товар? У хазар налажена торговля с местным людом и разрывать имеющиеся договоренности они не хотят.
Однако меняется и лицо викинга. Он вмиг серьёзнеет, от налета доброжелательности не остаётся следа, исчезает напускное гостеприимство. Теперь в нем я узнаю того самого варвара, который накануне жег города и убивал славян, будто мясник.
— Теперь мы тут хозяева, — в его голосе звучат металлические нотки.
Шишак подбирается от этих слов, расправляет плечи. Делает все то, чтобы потянуть время с ответом, потому что не знает, как реагировать на услышанное. По всей видимости, слова викинга не укладываются в голове полянина. Наконец, молвит.
— Нам надо подумать…
Викинг снова превращается в душку хозяина, принимающего гостей.
— Для того, чтобы лучше думалось великородному Аскольдиру, мы преподносим подарок — забирайте бесплатно остальных пленных. Они ваши.
— Эм, — тут уже Шишак не теряется. — С чего данам такие подарки раздавать? Аскольдир никак не баба, чтобы приданное брать. Если нам понадобятся еще рабы, мы заплатим за них монетой.
— Я не сомневаюсь, мы только хотим чтобы Аскольдир как следует распробовал наш товар, — поясняет викинг.
Толстяк переглядывается с одним из своих людей, а потом даёт добро, принимая щедрое предложение.
— Благодарю, — говорит он.
— Ах да, — спохватывается викинг. — Если случится так, что Аскольдиру понравится наш товар, мы бы очень хотели, чтобы он замолвил о нас самому кагану. Мы готовы поставлять товар не только в град высокородному, но и в Хазарию.
Шишак, меняется в лице также, как минутами ранее викинг. Теперь он не такой уверенный и веселый, он серьёзен и задумчив. Смекает, что перед ним не совсем обычные разбойнички а захватчики, силой заграбаставшие власть, да интервенты, но власть новая и с ними необходимо считаться.
— Забираю, — наконец, говорит он, тем самым подвтерждая, что выполнит просьбу дана. — Вот этих оставлю, они нам без надобности… да и тебе полагаю тоже? Ты ведь ко мне на торг пришел.
Викинг соглашается. «Вот этими» оказываются седая старуха и трое мужчин под сорок, которые и вправду выглядят выжатыми после перехода из Новгорода в Полоцк и вряд ли сдюжат во время нового перехода. Вряд ли я выгляжу лучше оных, разве что мне больше повезло.
Не успеваю задуматься над тем, какова будет судьба этих людей, как викинг отдаёт короткий приказ, от которого волосы на голове встают дыбом.
— Убейте их.
Глава 8
Бежать!
Очевидно, что у меня нет другого адекватного шанса спастись из лап своих новых «владельцев», кроме как дать деру при первом случае. Кстати слово владельцы выношу за кавычки, эта компашка есть рабовладельцы, настоящие и без всяких «но». Поэтому впереди маячит перспектива жалкого рабского существования в стане врага. И не просто врага, а прислужника хазар, проводника их хрен-пойми-каких прихотей на русской земле…
Поэтому — БЕЖАТЬ!
Скукоживаюсь, мелькает мысль — что если угрозы, озвученные мерзавцем Шишаком, пойдут в ход? Представляю тут же, как попаду
