Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
чтобы нечистый дух не проник на обитаемые острова и не распространился по материку.
Теперь столица объединенного Великого Верийского Княжества располагалась севернее, там, где в глубокой бухте, отороченной мелкими островками — фортами, возвышался на холмах город Истарь.
— Так вот, — продолжил Лис, — в Белграде тогда произошло лишь маленькое представление всем известной легенды, правда, с другими действующими лицами. Тогда Змея в целях… научного познания… носила в себе женщина. И представь себе удивление оракулов, когда эта женщина родила двойню: оракула и живого духа. Духи не могут зачать, ибо мертвое тело не способно дать жизнь кому-нибудь, кроме могильных червей. А эта выкрутилась. Ясное дело, такого нарушения закона никто не потерпел. Люди, узнав о том, со страху начали бить духов. А вдруг те плодиться станут, что тогда будет?! Ну и порубили малышей, вместе с десятком йоков, что охраняли детишек. Народу в той драке полегло немеренно. До мамаши они, конечно, не добрались, не осилили бы. А Змея, узнав о том, от горя и ярости двинулось умом, и, прямо как в легенде, выпустила свою силу, сломав все шесть Печатей, и порешила жителей целого города.
Лис отхлебнул чая и, отломив кусочек от свежего каравая, обмакнул его в плошку с топленым бараньим жиром и принялся жевать, внимательно глядя на озадаченное Олгино лицо. А удивляться было чему. В написанных людьми книгах, сошедшую на Княжий остров Смерть вызвало отнюдь не людское бесчинство. Всю вину возлагали на йоков, как расчетливых убийц, карающих Змея, преступившего букву закона. Интересная ситуация получается. Кому-то выгодно было очернить духов, подкинув народу очередную байку про злодеяния жутких монстров и заодно еще один повод для ненависти к ним. Выгодно и сподручно, тем более что живых свидетелей, способных опровергнуть ложные сведения, не осталось. А на деле выходит, нелюди пытались защитить незаконнорожденных детишек. Вон оно как получается. Впрочем, не к чему соваться в дебри политических интриг пятисотлетней давности. Есть вещи более насущные.
Лис тем временем доел хлеб и произнес, расстегивая ворот рубахи.
— О Змее забыли, и вот, спустя время, некий умник раскопал кинжал и решил — опять же, опыта ради — возродить Великого. Кажется, это был человек, может быть, свихнувшийся ученый, точно неизвестно. И вот на земле снова появился дух Змея. Правда, его поселили в мужское тело, и в скорости йок сошел с ума, как и положено.
Лис стянул рубашку через голову и бросил ее на лавку позади себя.
— Ты спросила, почему я нарушил ритуал. Глупый вопрос. Я-то как раз все сделал правильно. На кой ляд мне полоумный ученик. А почему я выбрал тебя? Ну, во-первых, ты была единственной живой девкой в том смердящем болоте, где я тебя нашел. А во-вторых…
Тут Рыжий потянулся за своей сумкой и, покопавшись в ней, извлек на стол сверток. Развязав просмоленную тряпицу, он вынул лист бумаги, сложенный вчетверо, и протянул Змее. Она аккуратно развернула ветхую страничку, и кровь гулко застучала в висках. “Некоторые мудрецы-богословы склонны утверждать, что мор, эпидемии, смерчи, наводнения и прочие бедствия, приводящие к гибели целых народов, вершатся волей Творца, как кара за грехи, содеянные человечеством…” Строчки, написанные дрожащей рукой, прыгали и вихляли, как пьяные, буквы перемежались кляксами, но Олга сразу узнала свой почерк, свои мысли… последние мысли, как она тогда считала.
— Даже находясь на краю гибели, ты не потеряла способность здраво мыслить. Твой ум крепок и свести тебя с него будет крайне сложно даже Змею, что сидит внутри. Потому я и не позволил оракулу ставить Печать, посчитав, что ты и без нее не свихнешься, да и духу будет легче прижиться без всяких затворов. Пока ты оправдываешь мои надежды.
Нелюдь аккуратно вынул бумагу из пальцев Змеи, впавшей в ступор от такой откровенности, и убрал её обратно в сумку. Ярость и злоба, обжигая, постепенно закипали внутри, оставляя в сплетении ключиц неприятную тяжесть. Это что, игра?! Я ему игрушка?! Бездумная кукла?! Какое чудовище ты из меня создал, гад?!
— Ты что, вздумал играть с чужими жизнями? — Змея вскочила с табурета, подаваясь вперед. Она чувствовала, что ее сорвало и несет в пропасть, и с ужасом предвидела все последствия такого выпада по отношению к Лису. Но уже не могла остановиться. Ярость и ужас захлестнули ее дурманящей волной.
— Богом себя возомнил, да?! Ты хоть осознаешь, что ты творишь? Какой опасности подвергаешь тысячи неповинных душ? Зачем тебе это?
Вот чего Змея точно от него не ожидала, так это хохота. Впервые Рыжий так открыто и громко рассмеялся, откидывая назад красивую голову и утирая выступившие слезы тыльной стороной ладони. Олга, опираясь на столешницу, тяжело дышала, исподлобья глядя на хохочущего нелюдя. Она ждала, ни о чем не думая. А тот вдруг резко успокоился и, наклонившись к ее лицу, произнес:
— Как это, зачем? Глупая дуреха, ведь интересно же, что из этого получится!
И, заливаясь веселым хохотом, вышел умыться, захватив с собой полотенце. Змея опустилась на табурет мрачная, как грозовая туча. Он сумасшедший! Это верно, как то, что коровы не летают. И как это он умудрился свихнуться? Она задумчиво почесала кончик носа. Третий вопрос напрашивался сам собою.
* * *
Змея обожала банный день, устраиваемый Лисом два раза в неделю. Нелюдь, несмотря на полное безразличие к бардаку, царящему в доме, отличался особой любовью к чистоте собственного тела. И он терпеть не мог запаха пота, исходящего от Олги в конце дня. Сам он не потел никогда и нигде, кроме бани, а Змея не могла контролировать собственное тело на таком уровне, прыгая с мечом и бегая по лесу, как угорелая.
В общем-то, ей и самой было неприятно ходить грязной, но уж очень раздражала гримаса гадливости на лице Учителя, и назло ему хотелось не мыться неделю, чтобы хоть чем-то досадить мерзкому йоку.
А баню она любила. Бегая по зимнему лесу, отмораживая себе ноги-руки, Олга мечтала о том моменте, когда, поддав пару из ковша с травяным отваром, заберется на деревянный полок, отполированный до блеска ее же телом, прижмется пятками к горячей стене соснового сруба и хоть на миг забудет обо всем, погрузившись в сладко-жаркую полудрему.
Баня у Рыжего была на удивление хороша, с сенцами, где можно было скинуть вещи и отдохнуть от пара, потягивая квас. Олга сняла сапоги и, поставив их рядом со входной дверью, ступила на тщательно выскобленный пол. Замочив грязную одежду в жбане, она вошла в мыльню и юркнула на горячий полок, поближе к печи. Свеча на подоконнике,
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
