— Ты назвал его "видным мужчиной"? — в запальчивости окончательно переходя на "ты", усмехнулся Драчинский, в запальчивости переходя на "ты". — Одно из двух — или ты влюблённый гомик, или ты псих. Учитывая твою бредовую идею насчёт Стефании, я склоняюсь к последней версии.
— Эта идея не бредовая, а патриотическая, — набычился Ерофеев. — Впрочем, вам, молодёжи, этого не понять. Вы вообще не знаете, что такое патриотизм.
— Я — гражданин мира, — гордо сказал Влад.
— Вот и я о том же, — кивнул головой Харитон. — Только куда катится этот мир с такими гражданами?
— Да не о чем с ним говорить, — снова вмешался Пьер. — Вышвырни его на улицу, и дело с концом. Эта дешёвая балаболка, не способная толком срифмовать две строки, просто дрейфит. Он только и умеет, что языком болтать, да на дороге руками размахивать в надежде, что его ещё бесплатно покормят. Он и официантку охмурить не способен, а что говорить о принцессе! Она даже плюнуть в его сторону побрезгует, не то, что закрутить с ним роман.
— Что? — взвизгнул Драчинский. — Да я только свистну, и такие бабы, как она, толпой ко мне в постель повалят! Да если бы я только захотел…
— Ладно, вали отсюда, трепло, — лукаво подмигнув Большеухову, махнул рукой Харитон. — Пиши себе лучше стишки про розы и морозы, а любовь оставь настоящим мужчинам. Так уж и быть, не буду сажать тебя в тюрьму. На твою попку даже зэки не польстятся.
— Ну знаешь ли, это уж слишком! — завёлся Влад. — У меня великолепное молодое тело и прекрасно развитые ягодичные мышцы. Кроме того, я никогда не рифмую "розы" и "морозы". Я настоящий поэт, а не какой-нибудь бездарный графоман. Хотите, я почитаю вам свои стихи?
— Боже избавь нас от этого! — как от назойливой мухи, отмахнулся от него Пьер. — Вали отсюда, бездарь! Кстати, к обеду мы тебя не приглашаем, так что если хочешь есть, можешь порыться в ближайших мусорных баках.
— Ладно! — угрожающе произнёс Драчинский. — Вы ещё не знаете, с кем вы имеете дело. Хорошо. Я предлагаю вам пари. Мы оба попробуем соблазнить принцессу, и когда я выиграю, вы за свой счёт опубликуете сборник моих стихов стотысячным тиражом в России и во всех странах Европейского Сообщества.
— А если выиграю я, ты сожжёшь все свои гениальные произведения и поклянёшься больше никогда в жизни не писать стихов, — заявил Большеухов.
— Согласен! — запальчиво воскликнул Влад.
— Вот и хорошо, — усмехнулся Харитон. — Теперь можно и пообедать!
* * *
Когда Эжен Карданю, сидящий за маленьким окошком банка "Сентраль Франсез", принял от вкладчика пятьдесят тысяч франков наличными, у него задрожали руки. Это был момент, которого он так давно ждал. Сейчас или никогда. Или он, незаметный банковский клерк, войдёт в историю, как великий французский патриот, присоединивший княжество Монако к Франции, или он навсегда останется скромным банковским служащим, живущим в крохотной квартирке и еле сводящим концы с концами в конце месяца.
Вкладчик забрал банковскую книжку и ушёл. Эжен задумался над тем, откуда он взялся. В небольшой деревушке Ашёз-ан-Амьенуа, где он работал, все вкладчики были хорошо знакомы ему. Они приносили или забирали деньги, но это были всегда незначительные суммы. В Европе было не принято носить с собой крупные суммы наличными. Скорее всего, это были "грязные" деньги, но Эжена это не волновало. Какими бы ни были эти деньги — "чистыми" или "грязными", они помогут ему выполнить его великую миссию.
Воспользовавшись тем, что Франсуа, его коллега, отвернулся, Карданю спрятал деньги в карман.
— Что-то у меня голова разболелась, — сказал он. — Пожалуй сбегаю в аптеку, куплю аспирину. Подменишь меня, если что?
— Ладно, давай, только побыстрее, — кивнул головой Франсуа.
— Я мигом. Одна нога здесь, другая там, — пообещал Эжен.
Тяжёлая металлическая дверь с пуленепробиваемым стеклом с шумом захлопнулась за его спиной.
"Я больше никогда сюда не вернусь", — с лёгкой грустью подумал Карданю, быстрыми шагами удаляясь от "Сентраль Франсез".
Он сел в машину, в багажнике которой уже несколько месяцев как лежал чемодан с одеждой и вещами, подготовленный именно на такой случай. Домой Эжен заезжать не собирался. Он решил бросить машину недалеко от автобусной станции Авиньона.
* * *
— Вы понимаете, насколько опасно то, что вы хотите сделать, — произнёс Густав Фогельгезанг, внимательно глядя на Жозефину Мотерси-де-Белей. — Это настоящее безумие. Я заявляю вам это с полной ответственностью.
— Я заплачу сколько вы скажете, — решительно сказала графиня. — Просто назовите сумму и сделайте то, о чём я вас прошу.
— Но дело не в деньгах! — воскликнул Густав. — Я ваш врач, и я просто не могу допустить подобного надругательства над собственным телом! Вы и так прекрасно выглядите для своего возраста. Современная медицина не может превратить пятидесятивосьмилетнюю женщину в восемнадцатилетнюю девушку. Такое под силу только господу богу, но, к сожалению, господь не занимается пластической хирургией.
— Я не верю в бога, — заметила Жозефина. — Но я верю в вас. Вы сами вовсю рекламируете метод коррекции лица и тела при помощи гидрофильных имплантантов. Если вы забыли, что это такое, я вам напомню.
Графиня достала из сумочки журнал.
— Центр пластической хирургии и косметологии Густава Фогельгезанга предлагает современный метод коррекции лица и тела с помощью гидрофильных имплантантов, — прочитала она. — Это позволяет моделировать женскую грудь, колени, бёдра, носогубные складки и т. д. путём инъекции гидрогеля в межтканевое пространство. Гель биоинертен, не токсичен и не вызывает побочных явлений. Манипуляции длятся не более девяноста минут.
Жозефина ткнула журнал доктору под нос.
— Вы видите? — спросила она. — Вот фотографии ваших пациентов. Узкие бескровные губы превращаются в полные и чувственные. Тощие бёдра и хилые икры за полтора часа приобретают совершенную суперсексуальную форму "смерть мужчинам". Разве не так?
— Так-то оно так, — вздохнул Густав. — Действительно, у худых женщин с помощью гидрогеля можно значительно улучшить контуры бёдер или нарастить объём икр. Можно изменить контуры губ, уничтожить морщины или убрать носогубные складки, но нельзя накачать гелем всё тело, а именно этого вы и хотите.
— Не всё, — сказала графиня. — Талию и запястья мы трогать не будем. К счастью, у меня великолепная осиная талия.
Врач тяжело вздохнул.
— Ну хорошо, допустим, что с помощью гидрофильных имплантантов я превращу вас в сорокалетнюю женщину с роскошной фигурой, — сказал он. — Но через два года, а то и раньше неизбежно начнётся деформация, и ваше тело станет оплывать, как свеча. Сейчас вы выглядите прекрасно, но если вы сделаете инъекции гидрогеля, то через два года вы превратитесь в бесформенную уродину. Что вы тогда скажете? Будете меня проклинать или захотите подать на меня в суд?
