Слишком он надеется на своих покровителей князей Долгоруких. Вот и все границы уже перешёл — зачем-то объясняю я своим служивым.
Но если бы было так всё просто, усмехнулся я про себя. По настоящему зло творят люди обличённые властью, а это так исполнитель. Люди никак не могут понять, что законы пишутся для народа. Сами же власть имущие их соблюдать совсем не желают, а делают, так как им выгодно и абсолютно не боятся наказания.
(Что уж говорить за других, когда второй человек в государстве так поступает. Например, сам Бенкендорф, который презирал чиновников за их боязнь правосудия, однако у самого графа отношение к закону было своеобразным. «Законы пишутся для подчиненных, а не для начальства, и вы не имеете права в объяснениях со мною на них ссылаться или ими оправдываться», — отвечал он Дельвигу, служащему министерству внутренних дел. — истор. Справка)
К сожалению, в России это всегда приобретало гипертрофированный размах, что в девятнадцатом, что в двадцать первом веке. Поэтому власть имущие под любым предлогом стараются ограничить право граждан на владение оружием. Пишут дурацкие законы про самооборону и другие. И никто из них не желает отвечать на вопрос, почему преступников надо жалеть и соблюдать меры «достаточной самообороны»? И почему преступники всегда вооружены, а честно порядочные граждане нет? Да всё элементарно, боятся. Бояться, и прежде всего за себя. Бояться честно порядочных граждан, больше чем преступников. Вот такая «правильная логика» у наших правителей, что говорит об их отношение к соблюдению ими законов.
Даже тут в девятнадцатом веке мне понадобились лицензии на оружие, хотя их и не очень сложно получить дворянину. Особенно потомственному. С производством сложнее, ну тут мне помог Мальцев.
— Фёдор, мы уедем и не факт, что Юмашев не станет наглеть, если мы ничего не сделаем. Поэтому мы завтра с утра сначала в церковь, помянем Степана. А потом едем за башкирами. Ты берешь Григория, и выследите пристава. Где его дом, где бывает, распорядок дня. Всё ясно — стучу пальцами по столу. Нервничаю если честно.
— А потом? — невесело Фёдор.
— А потом, мы его вывозим в лес и проводим «разговор по душам» и как он докатился до такой жизни — усмехаюсь я.
Что удивительно заулыбался только Ремез, а Фёдор остался сидеть нахмурившись. По идеи всё должно быть наоборот. Странно. Не зря говорят, чужая душа-потёмки.
— Идите, утро-вечера мудренее — отпускаю их.
Никак не могу заснуть, думая о Фёдоре. Как смог бывший солдат так быстро изменился? Ещё недавно рвался всех убить за Марию, а сейчас хмуро сидит и не понятно о чём думает. Теперь уже полностью доверять, как раньше, я ему не смогу. Надо ещё более тщательно вести учёт и расходные книги. И искать другого управляющего, а то слишком одна семья у меня завязана на мои материальные ценности. Отец, дочка и зять, а это… слишком много.
После долгих размышлений решил не привлекать Фёдора к самой ликвидации Юмашева. То, что после захвата и «разговора по душам» его нельзя будет отпускать, я осознавал чётко. Значит, надо справиться самому. Возьму только Ремезов. Григория на козлы и управление дилижансом… э нет, лучше телегой, а то он у меня слишком приметный в городе. Леонид для подстраховки и переноса тела. Чёрт, надо держать и обычную одежду дома, вот для таких как раз случаев. Придётся опять ниндзей изображать. Вот так и рождаются легенды на пустом месте.
На этом я решении я сладко наконец уснул.
Утренний поход в церковь целой толпой вышел какой-то скомканный и бестолковый. Все поставили свечи за упокой раба божьего Степана Кулика. Прослушали короткую панихиду. Я дал десятку рублей отцу Василию на поминки Степана, и мы направились домой.
Быстрый сбор. В имение я хотел сначала отправиться только на верховых лошадях, но потом передумал. На обратном пути заедем на Винёвский рынок, где можно купить продукты на четверть дешевле, чем в Туле. Тем более я собираюсь купить большое количество, да и дома часть оставлю. Всё же отряд должен вырасти значительно.
Захватил и разной мелочи пока ещё своим крестьянам. Можно было бы это и это продать, но больших денег за это не получишь, а крестьянам пригодиться. Хотя как сказать. Год назад я бы так не поступил.
Венёва проскочили, что называется на одном дыхании. Только заскочили на скотный рынок где, особо не торгуясь, купил барана и полмешка гороха.
— Барин, барин смотри, что эти басурмане тут наделали. Нехристи, всю нашу траву своей скотине скормили… — прибежал пожаловаться староста Лазарев, только завидев подъезжающие мои дилижансы и всадников.
— Так Егор, отстань. Я вам привёз всякого барахла, это вам перекроит все ваши расходы на раз — перебил я бежавшего рядом со мной старосту. Вот же, как удачно вышло. Останавливаемся в деревне, около колодца и даю команду, выгрузить всё, что захватили для крестьян.
Едем дальше. Башкиры, недолго думая расположились на лугу, в самом удобном месте, где крестьяне пасли скотину, рядом с рекой. Чуть немного дальше от деревни, чтобы это не сразу бросалось в глаза.
У башкиров был поставлен только один небольшой шатёр. Рядом какая-то большая лежанка из шкур и ковра, где развалились несколько человек. Тут же очаг с котлом, где тоже сидело несколько человек. Очаг, похоже, сделали из части тех камней, что натаскали крестьяне для мельницы, усмехнулся я. На первый взгляд башкир и не много, человек двадцать. Их небольшие мохнатые лошадки на удивление серьёзно общипали всю траву на лугу. И куда в них столько только влезло, удивился я мимоходом? Ну и нам тут ещё ночевать со своими лошадьми.
— Ну, показывай своих нукеров — обратился я к встречающему меня Назиру.
Башкиры по его команде все поднялись и встали нестройной толпой, как «бык пописал». Ну что сказать, восемнадцать мужиков, из которых половина юнцов. Оружие и обмундирование бедноватое, мягко говоря. Не густо. Спрашивать о чём-то бесполезно, и так понятно, что кого смог Назир, того и привёл. Обвинять тоже нельзя, иначе подорву авторитет уже самого Назира. А это мне совсем незачем. Будем работать с тем, что есть.
Глава — 8
— Садись, дорогой — приглашает меня Назир на потёртый ковёр на шкурах.
Я в это время чуть выпал из реальности, стоя перед башкирами обдумывая ситуацию. Киваю головой в знак согласия и посмотрел на своих, которые под руководством Фатея и Леонида разбивают лагерь. Савва уже с Николаем, его старшим сыном, повели наших лошадей к реке. Молодцы. Никого уже и подгонять не надо. Постоянная практика и опыт сказываются на действиях моих подчинённых всё лучше и лучше. Все при делах. Каждый знает, что надо делать. Один только очумелый баран стоит привязанный к колесу дилижанса без движения.
— Забирайте. Половину вам, половину нам — показываю на него пальцем Назиру.
Пока усаживаюсь на ковёр по-турецки, чтобы не обидеть Назира. Я так не очень и люблю. У нас уже есть раскладные столики и стулья. Постоянное моё напоминание и запрет сидеть на голой земле сделали своё дело, и никто просто так не садиться.
Но мы же ещё толком ни о чём не договорились с Назиром, поэтому и веду себя как гость, хотя они и на моей земле. Да и чего ерепенится без повода, тем более сам их и пригласил.
— Ну, расскажи как ты жил, пока мы не виделись — обращаюсь к усевшемуся напротив меня полусотнику.
Разговор получился долгим и трудным. Как я понял, его семья Кустур очень тяжело пережила зиму. Фактически она вымирает. Поэтому они возлагают очень большие надежды на этот рейд, и что я не обижу их в добычи. Вынуждены были продать всё имеющиеся огнестрельное оружие в семье цинским купцам.
— Подожди. А зачем цинцы скупают огнестрельное оружие? — зацепился я за рассказ.
— Да не только они. Джангурские купцы тоже. Хорошую цену дают. Больше чем обычно — коряво выговаривая слова Назир.
— Стоп. Дай подумать — останавливаю его жестом руки.
Что, что я помню об этом времени. Опиумные войны в Китае примерно в это время. А вот идут ли они сейчас, я не знаю. Но информация явно интересная.
(Первая Опиумная война 1840–1842 годов велась Англией против Империи Цин. Предпосылками войны был перекос торгового баланса между этими странами в пользу Китая, причиной которого являлась китайская политика ограждения империи
