старушка, опираясь на палку, тяжело опускается на нижнюю и достаёт одноразовый стакан.
Не знаю, почему обращаю на неё внимание, но отрешенно смотрю, как мимо снуют люди, а морщинистое лицо с надеждой обращено к каждому проходящему.
Сразу вспоминается Лиза и её помощь похожей пожилой женщине на остановке. Наверняка она бы снова подошла и помогла встать, но её не видно в радиусе сотни метров и я, теряя время, уже не представляю, где её искать и нужно ли мне всё это сегодня.
Не представляю, но разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и вхожу в гостеприимно распахнутые створки ворот, стараясь никого не задеть. Это оказывается весьма проблематично: люде везде!
Просто везде!
Какие-то шатры с вещами, сувенирами, посудой, фруктами и овощами, расположенные по одному им известному принципу. Стеклянные павильоны и здание в два этажа, возвышающееся над уличным муравейником.
Крики перемежаются громким смехом, рекламными возгласами, предложениями «заглянуть» и смешивающейся в окружающем шуме музыкой.
Голова начинает болеть после первой минуты нахождения в этом аду.
Чёрт! Я никогда не бывал в подобных местах и, кажется, больше меня в такое место не потянет.
Что здесь забыли Елизавета с матерью большой вопрос, и я им мучаюсь ровно до тех пор, пока не обхожу этажи с одеждой и обувь и не спускаюсь вновь на улицу, упираясь в закуток, где соединены два шатра вместе. Из подслушанные выкриков знаю, что шатры называются палатками и купить шмотки в них можно дешевле, чем в самом здании, потому что аренда стоит меньше.
Мне не нужны эти знания, но я их получил и смог проанализировать: Лиза приехала сюда за покупками. Себе и матери — пока неизвестно, но учитывая, что я знаю уровень заработной платы Елены, начинаю догадываться о тяжелом положении девчонки. Именно девчонки, так как её мать добровольно расстаётся с частью своей зарплаты в пользу казны секты. Возможно, с бо́льшей частью.
Возможно, им не хватает на жизнь, но пока выводов я сделать не могу.
Впрочем… Я снова вспоминаю простой карандаш, сточенный до половины, и начинаю понимать: да, всё хреново.
«Всё очень хреново», — думаю минуту спустя, упираясь взглядом в отодвинувшуюся грязную занавеску, из-за которой выглядывает Елизавета.
На ней ужасная черная куртка, доходящая почти до колена. Высокий воротник прячет симпатичное личико, а большие глаза смотрят с такой тоской, что я сам сжимаю зубы, готовый подойти и сорвать кошмар, напяленный на хрупкое тело.
Она теряется в том, что надето, и постоянно косится в сторону стены, на которой развешана верхняя одежда других цветов.
В моей машине лежит набор с варежками, и я хочу вручить ей немедленно, чтобы она перестала подносить к губам покрасневшие руки и дуть на них.
Делаю шаг вперёд и замираю.
Разум берёт верх над эмоциями, давя аргументами. Кто я такой и какие права имею вмешиваться в её жизнь? Пока никто. Случайный человек, который следит за ней, потому что она попала в поле зрения в неподходящий момент.
Формулировка такая же хреновая, как моя позиция наблюдателя, но я торможу себя, вновь обращаясь к внутреннему голосу. У него получается лучше убеждать меня в отсутствии необходимости вмешательства.
Правда… Бл#дь… я не выдерживаю долго.
Дожидаюсь, когда мать Лизы передаст деньги женщине в жилетке поверх объемной кофты, и прихожу в движение.
Стараясь сохранять на лице невозмутимость, интересуюсь, какая вещь понравилась ушедшей девушке и покупаю две куртки. Желтую и красную, офигевая от названных цен. Столько может стоить обед в не самом приличном ресторане, но не одежда!
С сомнением нюхаю сложенные в пакет вещи и благодарю женщину за помощь, вложив в её карман купюру красного цвета.
В голове не возникает вопроса: зачем и для чего я это сделал. Ответа тупо нет.
Я мог бы узнать размер и оформить заказ в проверенном магазине, выбрав брендовые качественные вещи, но мои пальцы, бл#дь, держат два пакета с рыночными куртками, а сам я шарю по проходу, пытаясь понять, куда скрылись Суворовы.
Не найдя, выхожу за пределы вакханалии и замирая в стороне, приклеившись к выходу. Хочу просто знать, что она вышла и что она цела. Грубость некоторых индивидов зашкаливает!
Выкуриваю две сигареты и тянусь за третьей, но прячу обратно, потому что Лиза наконец-то показывается, держа под руку свою родительницу. Они тихо переговариваются. У меня создаётся впечатление, что девчонке выговаривают недовольным тоном, так как она кивает, поджав губы.
Но её глаза проясняются, а ладошка ныряет в карман, когда Суворовы равняются со старухой.
Лиза шагает в её сторону, зажав тонкими пальчиками сотню. Её мать реагирует быстрее, чем соображаю я. Грубо одёргивает, вынуждая остановиться.
С моего места слышно гневное: «Не смей!» и виден блеск в момент потухших глазах.
Да я тормоз! Настоящий, бл#дь, тупой рыцарь!
Усмехнувшись своему открытию, обхожу ругающуюся пару и вкладываю в старческую ладошку всю наличку. Как назло, с собой немного, но выгребаю всё до последнего косаря.
Бабулька смотрит испуганно и как заведенная крестится, а я оборачиваюсь и натыкаюсь на полный злобы взгляд Елены Радоевны. Уверен, она до мельчайших деталей успела зацепить мой порыв.
Лиза в мою сторону не смотрит…
Глава 16
POV Лиза Суворова.
Смаргиваю слёзы после грубого толчка мамы из-за несчастной старушки у дверей храма.
Ну разве стоили сто рублей такой отповеди, от которой хочется съежится и стать на несколько размеров меньше? Это были мои чаевые, припасенные на покупку шоколадки. И я вполне могу обойтись без сладкого, а вот бабушке они точно бы не помешали.
Но мама не только прилюдно меня обругала, она и до сих пор высказывает своё мнение относительно «подачек нищим».
Слушаю, плотно сомкнув губы и не отвечаю, потому что я не согласна!
Не всем повезло иметь поддержку и семью. Некоторые по разным причинам оказываются брошенными или одинокими. Неужели мама этого не понимает? Ведь она растила меня одна и рассчитывала только на помощь бабушки.
— Что отворачиваешься? Правда глаза колет? Не ты ли молчала о дырявой обуви, потому что на неё не был рассчитан бюджет? Не ты мне блеяла недавно про пальто? Мамочка, тебе нужнее, — повысив голос, передразнивает. — А теперь решила раскидываться деньгами. Да у них бизнес налажен чуть ли не с подачи губернатора! Расставят таких старушенций, потом на «мерсах» увозят, пока ты по лужам ужины им разносишь.
— Это же церковь, — робко возражаю.
— Тем более! Церковь тоже давно прогнила. Не тому молиться надо, Лиза. Не тому, — отрезает и отворачивается от меня, высматривая номер подъезжающего
