Лишь после тщательного изучения удостоверения она впустила его в квартиру.
Наташа Сомова с рукой на перевязи сидела на диване в своей комнате. Евдокимов постучал.
— Вы ко мне? — не слишком приветливо спросила она.
— Если вы Наташа, то к вам, — сказал Евдокимов, улыбаясь.
— Я Наташа, — подтвердила она. — Но я не сделала ничего особенного и не хочу об этом разговаривать.
— А вы не знаете, зачем я пришел, — улыбнулся Евдокимов. — Поэтому можно быть и поприветливее.
Наташа испытующе поглядела на Евдокимова.
— Вы не из “Пионерской правды”? — недоверчиво спросила она.
— Нет, — заверил ее Евдокимов.
— И не из “Комсомольской”? — спросила она.
— Нет, — сказал Евдокимов.
— А то я терпеть не могу заметок о старушках и утопающих детях! — резко сказала Наташа.
— О каких старушках? — не понял Евдокимов.
— Которых пионеры переводят через дорогу, — сказала Наташа не без юмора, явно кого-то копируя. — Пионер Костя Иванов отличается высоким пониманием пионерского долга и четвертого апреля, в пятнадцать часов ноль—ноль минут, на углу Садовой и Самотечной перевел престарелую пенсионерку З.В.Хлестову через улицу!
— А что тут плохого? — спросил ее Евдокимов.
— Ничего плохого, но и ничего особенного, — насмешливо ответила Наташа. — По-моему, это просто неестественно — удивляться тому, что в советском обществе хороших людей больше, чем плохих!
— Так не волнуйтесь, я не пришел восхищаться вами, — серьезно сказал Евдокимов. — Я к вам по делу.
Наташа вдруг засмеялась.
— Да вы садитесь, я не кусаюсь!
Евдокимов сел.
— Я серьезно по делу, — сказал он. — Я именно потому и пришел, что вы так мужественно вели себя с этим негодяем.
— Ну во-от, так и знала, — разочарованно протянула Наташа. — А теперь начнете расспрашивать, как, да почему, да отчего.
— Нет, — сказал Евдокимов. — Я работник специальных органов, и меня интересуете не вы, а тот, кто вас ранил. Понятно?
— Ну это — другое дело, — сказала Наташа. — Но только что я могу о нем сообщить? Я видела его всего несколько минут, а когда он меня ранил, даже не видела, я, должно быть, зажмурилась и только орала от страха.
— А какой он из себя? — спросил Евдокимов. — Попытайтесь, расскажите.
— Неприятный, — ответила Наташа. — Мне он сразу не понравился.
— Маловато! — усмехнулся Евдокимов. — Высокий, низкий, толстый, худой, безусый, усатый? Все это очень важно.
— Высокий, немолодой, худой, — сказала Наташа.
— А подробнее? — попросил Евдокимов.
— А больше я не запомнила. Вот если бы мне его показали, я бы узнала.
— Так всегда! — с досадой сказал Евдокимов. — Чтобы показать, надо найти, а чтобы найти, надо знать, кого искать. Высоких и худых по Москве миллион ходит!
Наташа вздохнула.
— Жаль, что я не могу быть вам полезна, но ничего не поделаешь…
— О нет! — сказал Евдокимов. — Вы можете быть полезны, и потому-то я и пришел.
— Я? — удивилась Наташа и серьезно добавила: — Говорите.
— Видите ли, Наташа, — сказал Евдокимов, — не прояви вы… — он поискал подходящее слово, — тревоги, что ли… девочки не было бы в живых…
— Ах! Вы опять! — прервала его Наташа. — Не надо!
— Нет, вы помолчите, послушайте меня, — остановил ее Евдокимов. — Девочки не было бы в живых. И я хочу вас попросить помочь мне в том, чтобы не было других жертв.
Он внимательно посмотрел на Наташу.
— Вы комсомолка, — сказал он. — То, что я вам скажу, я прошу сохранить в секрете…
И Евдокимов откровенно рассказал Наташе то, о чем не считал нужным говорить Анохину.
— Мы интересуемся жизнью Анохина гораздо больше, чем он думает, — закончил Евдокимов. — Именно потому, что он решил вновь стать человеком, за ним идет охота. Они его хотят убить за то, что он вырвался из их рук и чтобы припугнуть других, чтобы другим неповадно было…
— Но чем же я могу быть полезна? — спросила Наташа, недоумевая.
— Многим, — ответил Евдокимов. — Вы осторожны и внимательны, это показало вчерашнее происшествие. Вот я и хочу просить вас взять Анохиных под свое наблюдение, взять их, так сказать, под негласную опеку. Ваше дело — только присматриваться. Со стороны заметнее то, чего сами они могут не увидеть…
Наташа задумалась.
— Трудная задача, — нерешительно произнесла она. — А если я не услежу?
— Да вы не подумайте, что я вверяю вам охрану жизни Анохина, — сказал Евдокимов. — Мы сами будем его оберегать, но вы можете нам помочь. Смотрите во все глаза. Это единственное, что от вас требуется, и в случае чего звоните мне, а если не будет уже времени, кричите изо всех сил!
Наташа улыбнулась.
— Как вчера?
— Да, как вчера, — серьезно сказал Евдокимов. — Вчера вы сделали большое дело.
— Но я ведь скоро пойду в школу… — предупредила его Наташа.
— Ну и что из того? — сказал Евдокимов. — Ходите себе на здоровье, но только не забывайте о тех, кто находится с вами рядом.
11. Некролог без пяти минут
Не успел Евдокимов прийти на работу, как его вызвали к генералу.
— Уже два раза спрашивал, — сказал секретарь отдела лейтенант Мусатов. — Приехал ни свет ни заря, меня еще не было, и сразу: “Где Евдокимов?”
— А в чем дело? — заволновался Евдокимов. — Не знаешь?
— Не говорил, — сказал Мусатов. — Но, я вижу, нервничает.
Евдокимов вздохнул.
— Докладывай.
Мусатов вошел в кабинет и тотчас вернулся.
— Заходи. Говорит, поздно приходишь.
Евдокимов вошел в кабинет.
Генерал сидел за столом и писал. Он не поднял головы при появлении Евдокимова, хотя не мог не слышать, что тот вошел.
Евдокимов ждал, когда генерал к нему обратится. В течение нескольких минут царило молчание.
Наконец генерал поднял голову.
— Ах, это вы, Дмитрий Степанович? — сказал он язвительно-любезным тоном. — Рад вас видеть!
Его тон не предвещал ничего хорошего: подчеркнутая любезность означала, что генерал не в духе. Он испытующе посмотрел на Евдокимова.
— Как там у вас? — спросил генерал.
— Насчет Анохина?
— Вы догадливы, — ответил генерал. — Совершенно верно, меня интересует ваш подопечный.
— О покушении на ребенка я вам докладывал, — сказал Евдокимов. — После этого не произошло ничего существенного.
