статья найдется.
– И как тянется?
– Никак. Я здесь пока никому не доверяю, – широко разводит руками Меринов. – Своих людей, конечно, переманил, но это – капля в море. Сами понимаете. Расследование идет медленно. К тому же пока ко мне присматриваются, народ осторожничает.
– И что? Неужели никто не пытался прозондировать почву?
Ефрем Харитоныч качает лысой головой. С жадностью прикладывается к своему компоту:
– Приезжал тут из Н*, прощупывал на предмет лояльности. Куницын, может, слышали про такого? Мелкая сошка.
– Это через оформленные на него фирмы лес везут?
– И это тоже. Там интересные цепочки. Нам бы спеца, что сечет в этих схемах.
– Я передам. Может, что-то еще?
– Людей нормальных. А то понабрали тут… Одна видимость, что работают.
– Это только если постепенно, Ефрем Харитоныч. Вы же понимаете. Всех не снять.
Герман отковыривает вилкой кусок котлеты. Сует в рот и тут же, брезгливо поморщившись, выплевывает.
– Господи Иисусе.
Меринов впервые за вечер улыбается, демонстрируя крепкие идеально ровные зубы.
– А мне нормально. Я к столовской жратве привык.
Оно и понятно. Меринов – бобыль. Живет с инвалидом-сыном. Тот, кажется, у него аутист. Вероятно, поэтому в их дом не вхожи посторонние вроде всяких там домработниц.
– Ну, если у вас все, я пойду. Номер для связи тот же. Держите в курсе, если вдруг что. И сильно не высовывайтесь. Даст бог, выиграю выборы, станет полегче.
– А если нет?
– Будем все равно наводить порядок. Но с меньшим размахом.
Уходит Глухов так же внезапно, как и появляется. За время его отсутствия температура упала еще, кажется, на пару градусов. А он заглушил мотор! К счастью, тот заводится с полтычка. Герман включает радио, и пока машина греется, решает передремать. Нащупывает рычаг, опускает спинку, та как-то чересчур резко падает. И вдруг стопорится. Глухов реагирует не сказать что мгновенно, но поскольку смертник сзади придавлен, успевает и наброситься на него сверху, и даже выхватить ствол. А потом только понимает, кто под ним.
– Ты?!
– Я.
– И какого хера?
Они так и лежат, Имана – черте как скрученная, под наполовину опущенной спинкой кресла. И он – между кресел. С дулом, приставленным к ее виску.
– Выполняю поставленную задачу. Охраняю вас, – чуть задыхаясь, рапортует девчонка. Глухов не знает, что ему и думать. Просто тупо на нее пялится. Какая, на хрен, задача?! Они с Михалычем эту его вылазку разрабатывали. Все так обставлено, что его охрана даже не догадывается о том, что происходит. Им дана команда – они ей следуют. А эта… что?!
– Тебе кто-то дал задание охранять меня этим вечером?
– Нет, но…
– Может, сегодня твоя смена?
– Нет.
Озвереть.
– Что ж, ты не справилась. Меня могли убить десять раз, пока ты тут под замком сидела.
– Выходит, не справилась. Да. Но я хотя бы сюда вас «довела».
Они почему-то шепчут. Изо рта пар. В носу – ее теплый женственный аромат, который чем дальше, тем насыщеннее становится. И крупная дрожь… Глухов судорожно прикидывает в уме, сколько он отсутствовал. Полчаса? Не больше. Вряд ли бы она успела окоченеть, если бы была одета тепло, а так…
– Какого дьявола ты полуголая?
Глупый вопрос. Потому что и дураку ясно, какого. Она спала, когда волкособ проник в дом. Поди, выпроваживая пса, девчонка не рассчитывала, что эта ночь закончится вот так. А потому выскочила налегке, сунув ноги в сапоги и лишь куртку поверх хлопковой пижамы накинув. И в этом она за ним через лес пилила! Ну не дура? Хотя… Тут скорей он дурак. Пригрел змею на шее.
– Кто. Тебя. Завербовал?
– Никто.
– То есть ты просто так с риском для жизни меня преследовала?
– Я делала свою работу.
Взгляд – кремень. А губы все же немного дрожат от холода. Глухов виснет. Хотя он и не дурак. Знает, что девчонка может спецом эту карту разыгрывать, чтоб мозги ему затуманить. И тем более удивительно, что его, несмотря ни на что, ведет. И от ее аромата в голове пьяно кружится…
Глухов, сощурившись, медленно отстраняется, продолжая удерживать девчонку на мушке.
– Тачку водить умеешь?
– Да.
– Садись за руль. Только тихо. Без резких движений.
Он возвращает спинку в вертикальное положение. Девчонка выбирается. Садится на заднем сиденье, чтоб отдышаться. А после все же толкает дверь, послушно пересаживаясь вперед.
Адреналин топит. Их ароматы смешиваются в воздухе. Глухов стискивает челюсти. Успокаивая себя тем, что у его неожиданной эрекции имеется вполне понятное объяснение – в пограничных ситуациях вроде этой инстинкт размножения всегда выходит на первый план.
Имана плавно трогается.
– Ты же понимаешь, что тебя сейчас будут шмонать по полной? Что предпочитаешь? Химию? Или, может, детектор лжи?
– Мне все равно.
– Вот как?
– Скрывать мне нечего. Я вышла на улицу, когда заметила вашу попытку уйти от наблюдения. А дальше действовала по ситуации.
– Почему тогда сразу себя не обнаружила?
– Не хотела мешать вашим планам.
Колесо попадает в яму. Имана крепче стискивает руль в руках. Пальцы у нее… какие-то беззащитные. Ни колец, ни маникюра.
– Ну, вот напали бы на меня. И что бы делала? Оружия-то у тебя нет.
– Оружием при необходимости может стать что угодно, Герман Анастасыч. К тому же я…
– Что?
– Особенно не думала. Некогда было. Просто делала то, что мне показалось правильным.
– А если бы я к любовнице поехал? Если бы на всю ночь? Ты хоть понимаешь, что замерзла бы, на хрен?!
– Этого бы не случилось.
– Откуда тебе знать?!
– Выдавила бы стекло, на худой конец.
Имана немного нахмуривается, глядя четко перед собой. Открывает рот, но, так и не произнеся ни звука, неопределенно ведет плечом. А Глухов смотрит на ее профиль и думает о том, что ему не хотелось бы выяснить, что она работает на плохих ребят. Что, впрочем, не означает, что он, ее пожалев, не докопается до правды.
– Здесь паркуйся. Вернемся той же дорогой.
Идут след в след. Имана на прицеле, поэтому идет впереди. Ей тяжелее. Минуют ворота, она чуть притормаживает у дома охраны, откуда выбегают обеспокоенные ее пропажей бойцы.
– Все нормально, – бросает им Глухов. – Михалыча вызвали?
Мужики синхронно кивают.
– Вот и славно.
Идут дальше. Заводит девку в притихший дом. Кивает в сторону шкафа. Непослушными
