— Послушай, Брок… — Форд подался вперед. Выражение его лица стало серьезным. — Тебе понадобится помощь, пока ты не в строю. Почему бы тебе не поехать домой? Ты же знаешь, как обрадуется бабушка твоему приезду.
Брок замер.
— Не думаю, что это удачная мысль. Кроме того, у меня есть помощь.
— Черт возьми, Брок, тебе не кажется, что ты слишком долго караешь себя?
— Не понимаю, о чем ты.
— Ты не виноват в смерти Шерри. Это был несчастный случай.
— За рулем был я. Кто же тогда виноват, если не я?
— Шерри сама настояла на вашем отъезде, хотя в тумане не было видно дороги. Произошел несчастный случай, — настойчиво повторил Форд. — А это значит, что никто не виноват. Тебе пора простить себя и забыть прошлое. Приезжай домой, мы скучаем без тебя.
— Мое решение, моя ответственность. Так, кажется, выразился Алекс.
Это его заявление все еще болью отдавалось спустя восемнадцать лет. Поскольку они были старшими из шести братьев, оба пошли в армию, чтобы поднять младших после того, как их родители погибли в автомобильной катастрофе в Южной Африке.
Брок с Алексом всегда были единой командой, всегда стояли горой друг за друга.
Когда Алекс напустился на брата после несчастного случая, это сразило Брока. Потрясенный и израненный, виновный в смерти Шерри, он был не в состоянии вынести ярость и возмущение старшего брата.
Ладонь Форда легла на руку Брока.
— Послушай, я не знаю, что случилось тогда между тобой и Алексом, — сказал Форд, — но ты должен знать, что он скучает по тебе больше, чем по кому бы то ни было.
От воспоминаний о прошлом у Брока разболелась голова. А может быть, оттого, что ему было тяжело думать из-за сильных лекарств.
— Откуда тебе известно?
— Я наблюдал за ним все эти восемнадцать лет. Могу сказать тебе, что он был счастлив, когда ты приехал в Лас-Вегас, чтобы быть свидетелем на его свадьбе. Мы думали, что будем видеть и слышать тебя чаще. И все были разочарованы, когда этого не произошло. Алекс очень переживал.
Брок покачал головой.
— Я не в состоянии думать об этом сейчас.
— А тут и думать не о чем. Просто знай, что мы хотим, чтобы ты вернулся домой.
— Ты говорил кому-нибудь о том, что я здесь?
Форд вздохнул.
— Нет.
— Это хорошо. Дай мне немного времени, договорились? — Рука Брока бессильно упала на подушку. — Мне нужно встать на ноги и собраться с мыслями, прежде чем я увижусь с семьей.
— Ты все слишком усложняешь. Мы любим тебя, Брок. Все так просто.
— Мне тридцать восемь лет, Форд. А было двадцать, когда я уехал из дома. Ты сам сказал, что я не часто давал о себе знать в последние восемнадцать лет. Ты вряд ли знаешь меня.
Форд засмеялся.
— Я был рядом в важное время твоего формирования, Брок, и прекрасно тебя знаю.
Брок чувствовал слабость и жар. И ему не терпелось закончить этот разговор.
— После твоих слов мне надо многое обдумать.
— Хорошо. — Форд осторожно обнял Брока. — Не торопись с этим. Но предупреждаю, я не смогу обманывать бабушку. У тебя есть время только до того момента, как она снова спросит меня, как у тебя дела, а потом все семейство явится на твой порог. — Форд пошел к двери. — Сделай самому себе доброе дело, возьмись за ум и приезжай домой.
Шаги Джесси гулко стучали в госпитальном коридоре, когда она разыскивала палату 414. В большинстве комнат свет не горел, потому что было уже поздно. Она на мгновение заколебалась. Может быть, стоило все-таки подождать до утра. Нет. Ей необходимо видеть Брока, убедиться в том, что он на самом деле цел.
Да и ему необходимо увидеть близкого человека, знать, что кто-то переживает из-за того, что случилось с ним.
Джесси ускорила шаги. Ей не терпелось увидеть его. Она завернула за угол и едва не столкнулась с высоким темноволосым мужчиной.
— Простите, — улыбнулся мужчина и посторонился.
Джесси посмотрела вслед мужчине. Что-то в нем показалось ей знакомым. Тут она поняла, что он напомнил ей Брока, то же телосложение, та же улыбка.
Мысли об этом мужчине вылетели у нее из головы, когда она увидела палату 414. Свет падал в коридор из открытой двери. Брок не спал.
У нее заколотилось сердце. Как глупо нервничать. Она так много общалась с ним по электронной почте и периодически по телефону, что, казалось, вывернула перед ним всю свою душу и в ответ хорошо узнала его. Однако опыта личного общения у них было очень мало.
Не позволяя себе раскисать, Джесси распрямила плечи и вступила в полосу света.
Брок полулежал в кровати, опершись на поднятую спинку. Его грудь была обнажена, а загорелая золотисто-коричневая кожа контрастировала с яркой белизной простыни и высокой гипсовой повязки на левой ноге. Подойдя ближе, Джесси заметила кровоподтеки и синяки на левом плече и предплечье.
Несмотря на горевший свет, его глаза были закрыты. Даже во сне его лицо было напряжено, а брови нахмурены.
Она подошла к кровати и осторожно дотронулась до его руки.
— Брок.
Он мгновенно открыл глаза, все те же яркие синие глаза, которые она так хорошо помнила, но без прежнего энергичного выражения во взгляде, к которому она привыкла. Джесси было невыносимо видеть, насколько сломлен такой сильный человек.
— Джесси. — Он протянул руку и сжал ее пальцы. — Тебе не следовало приходить сюда так поздно.
— Ты вернулся. Ты ранен. Естественно, я пришла. — Она взяла его руки в свои. — Как ты себя чувствуешь?
Он только покачал головой.
— Я не буду хорошим собеседником.
— А мне это и не нужно. — Она села возле его кровати. — Ты не должен развлекать меня.
— Где Элли?
— Я отвезла ее к Эмили. Она пробудет там всю ночь. И не говори мне, что я не должна оставаться, потому что я не уйду.
Уголок его рта дрогнул в улыбке.
— Упрямая.
— Конечно. — Она немного расслабилась. — Скажи мне, что говорят доктора?
Этот вопрос лишил его всякого воодушевления.
— Они остались довольны результатом операции, но из-за разрыва связок сомневаются в том, что моя нога будет когда-нибудь такой же сильной, как раньше. Им пришлось вставить пару стержней в голень. Мне предстоит провести шесть-восемь недель в гипсе, а потом делать физиотерапию.
— Брок, ты такой здоровый, сильный и упорный человек. Ты справишься с этим. — Джесси сжала его руку. — Сколько тебе придется еще пробыть здесь?
— Надеюсь, что только сегодняшнюю ночь. — Он закрыл глаза и беспокойно заерзал. — Даже этого слишком много.
