Замерев за захлопнувшейся дверью комнаты звукозаписи, я дрожала, глядя на экран остекленевшими глазами.
Как?
Проклятье, как?!
Когда я, совершая страшнейшую в своей жизни ошибку, улетела с Алексом, то совершенно точно не давала ему своего адреса, как и логина в месенджере! Сначала он был просто клиентом, а после я сразу стала его любовницей под замком, которую лишили доступа к сети, так что у него в принципе не было необходимости брать мой электронный адрес.
Тогда каким же образом этот мужчина заполучил его сейчас? Неужели кто-то из «ЭфирРекордс» слил ему информацию из договора, предоставив мои личные данные? Или же Алекс просто нанял хорошего хакера, который разнюхал для него нужный адресок по своим каналам, вытянув его из какого-нибудь сайта, где я регистрировалась? Надеюсь, что именно последний вариант — даже думать не хочу, что в компании может быть крыса, сливающая информацию обо мне прямиком капитану «Бетельгейзе»!
Три месяца.
А что будет через три месяца?
Что планирует сделать этот чертов социопат?!
— Эй, Канария, ты там не заснула? — услышала я голос из динамика и, вздрогнув, посмотрела через звукоизолирующее стекло в контрольную комнату, где звуковики сидели вместе с Карин.
Черт, запись.
Собраться, сейчас же! Потом буду бояться и паниковать, сейчас я обязана взять себя в руки и спеть. Я — профессионалка, а значит, не имею права дать эмоциям влиять на мою работу.
Быстро свернув экран, я подошла к микрофону, надела студийные наушники и, сделав глубокий вдох, дала сигнал, что готова начинать.
Минус, который свели звуковики из множества дублей записанных дорожек инструментов, поразил с первых аккордов! Это была все та же мелодия, но теперь она звучала сильнее, объемнее, ярче! Хоть я и отлично управлялась с мелодином, но имея возможность полностью сконцентрироваться на каждом инструменте, отдать себя ему до конца, я сумела записать партии, которые все вместе создавали бомбу! И этой бомбе не хватало последнего составляющего, последнего инструмента: голоса. А сейчас, концентрируясь только лишь на этом инструменте, я просто обязана была сыграть на нем достойно!..
— Я беспомощный и хрупкий
На булавке мотылек.
Дикий зверь — жестокий, жуткий,
Меня в баночку завлек...
Не то. Все не то! Какого черта… Мой рот открывался, диафрагма вибрировала, легкие выдыхали воздух. Технически я работала так же четко, как и обычно. Но эта чертова песня все равно оставалась безликой! Вялой, скучной, не цепляющей, убогой.
— СТОП! — крикнул звуковик, выключая запись, и музыка в наушниках стихла. — Канария, соберись!
— Извините, — пробормотала я, ощущая капли пота, выступившие на спине.
Мелодия в наушниках снова заиграла, и я опять принялась надрывать глотку. Но результат был тот же! Никчемное, унылое пение, услышав которое, любой сразу же переключит радиоволну. Звукорежиссер останавливал запись и бурчал вот уже в третий раз, но у меня снова и снова не получалось выдать нормальный вокал!
И тут я поняла.
Сейчас во мне не было эмоций, с которыми я писала эту песню… ради которых писала ее. Не было вызова, агрессивного стремления обрести силу, возмущения, созданной из боли храбрости или жажды борьбы.
Все, что сейчас переполняло меня, это страх и жалкое желание убежать, спрятаться, забиться в темный уголок. Каждая фибра моей души дрожала, словно мышонок. И потому даже когда я пела песню о силе, обретенной через страдания, она звучала как жалкий, беспомощный писк.
— Прошу прощения, — пробормотала я, неуклюже снимая найшники. И ничего не говоря, прошла обратно в контрольную комнату, где села на диване рядом с обеспокоенной Карин.
— Кана, что случилось? — пробормотала подруга, взволнованно повиливая пышным лисьим хвостиком. — Ты сама не своя. Видела, тебе вроде какое-то письмо пришло… это из-за него?
— Не важно, — отмахнулась я, избегая ее взгляда. — Просто нужно немного настроиться. Нервы, ничего особенного, — добавила я, натянуто улыбаясь. Слишком натянуто.
— Канария, выйди, наверное, в коридор, отдышись, приди в себя, — тяжко вздохнул звукорежиссер. — Как попустит — возвращайся и будем работать. Только не затягивай, не хотелось бы переносить запись.
— Конечно. Еще раз простите, — сбиваясь, пробормотала я, и торопливо вышла в коридор.
Едва за мной захлопнулась дверь, я, шатаясь, прошла несколько метров, совершенно не глядя по сторонам. И когда уже ноги начало подкашивать, а голова кружиться — присела на стоявший у стены диванчик.
Не плакать. Не впадать в истерику. Глубоко вдохнуть и успокоиться. Ведь этот чертов дракон не может вечно влиять на мою жизнь!..
Или, все же, может?
А что, если это не пустые угрозы, не блеф, и Алекс в самом деле что-то задумал? Нашел какую-то лазейку, разработал некий план? Это письмо…
Самое мерзкое, что даже чертово письмо с угрозами я не могла предъявить как доказательство, вздумай подать на него в суд! Ведь оно было не официальным, не подписанным, да и вообще наверняка отправлено с какого-то левого адреса, и Алекс уж точно замел виртуальные следы! Так что причастность капитана к его появлению доказать точно не выйдет. А значит, вздумай я пойти в стражу — станет все отрицать. И поверят, конечно же, капитану стратегического небесного флагмана, а не начинающей рок-певичке, которая якобы «решила просто попиариться таким грязным образом за счет уважаемого военного».
Что же тогда мне делать?
...Для начала — взять себя в руки и нормально спеть. Ну же! Хватит паниковать и бояться! Хватит! Просто… просто хватит…
— Канарейка, ты в порядке? Хотя вижу, что не особо, — услышала я за миг до того, как рядом со мной, тяжко вздохнув, сел Брент.
— Только не говори, что тоже сегодня записываешься, — пробормотала я, сминая пальцами краешек блузы.
— Да, пишу минус. Вот дали перерыв — вышел передохнуть. Так что с тобой?
— Заваливаю запись вокала, — призналась я, запрокинув голову и прикрыв глаза.
— Волнуешься, что ли?
— Не совсем, — выдохнула я и, подумав еще секунду, добавила: — Бывший, который все не угомонится, прислал письмо с угрозами перед самой записью. Никак не успокоюсь.
— Вот урод, — прошипел Брент, и мне показалось, что даже сквозь закрытые веки я вижу, как он сжимает кулаки до белых костяшек.
— Ты даже не представляешь, какой урод, — покачала головой я и, не решаясь посмотреть на дракона, снова опустила взгляд на собственные руки. — В общем, либо я сейчас наматываю сопли на кулак, либо запись вокала назначают на другой день. А для первой записи это, как я понимаю, плохо.
— Очень плохо, — подтвердил Брент, чем только усилил мою панику. — Но ты ее не завалишь.