чья фамилия, согласно предъявленного мандата, была Кузнецов, быстро убрал кисет в карман широченных брюк-клеш, после чего перешел к делу.
— Местом жительства, товарищ председатель, я обеспечен, приютил один товарищ, но вот поставить меня на довольствие строго необходимо. И желательно занятия боевому делу начать незамедлительно. Время не ждет, товарищи, скора грядут решительные события.
Надо сказать, что за обязанности инструктора военный моряк, взялся со всей революционной душой. Четыре десятка молодых рабочих, числящихся в заводской дружине, буквально с первого часа начала занятий взвыли, с тоской вспоминая предыдущих инструкторов. Бег, прыжки, преодоления природных препятствий, упражнение с оружием (у кого не было оружия, выдали деревянные оглобли) — занятия шли каждый день, кроме воскресенья, а вместо отдыха шли политзанятия. Вечерами инструктор Кузнецов, прихватив положенный паек, убывал в сторону центра на трамвае, а молодые дружинники, еле волоча ноги от усталости, разбредались по домам.
Доходный дом в Апраксином переулке.
Губернский секретарь Новожилов Владимир Михайлович, чиновник двенадцатого класса, служащий в одном из береговых учреждений при Адмиралтействе, подошел к воротам доходного дома, в котором его почтенный родитель снимал великовозрастному чаду скромную трехкомнатную квартиру, около двух часов ночи, довольно улыбаясь и негромко мурлыкая в, недавно отпущенные, усы:
— Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта….
В душе бушевала весна, в бумажнике ласково шелестели купюры честного карточного выигрыша, а на губах еще сохранялся вкус поцелуев молоденькой актриски одного из Императорских театров, в связи с революционными волнениями, оказавшейся в сложной жизненной ситуации. К удивлению морского чиновника, ворота во двор были приоткрыты, а дворника поблизости не наблюдалось. Владимир Михайлович опустил в карман брюк монетку, которой он собирался одарить стража ворот, шагнул в темноту двора, когда из темноты подворотни к нему приблизилась невысокая человеческая фигура.
— Господин Новожилов? — фигура превратилась в квадратного матроса в ладно подогнанной форме, но вольнодумно расклешенных, на ширину «Балтийского моря», клешах: — Вам повестка!
Новожилов на автомате принял сложенную втрое бумажку, развернул ее и погрузился в чтение.
— Но позвольте! Что значит «Немедленно, по получению сего»? Я никуда идти не собираюсь и вообще, это возмутительно….
— Значит, не пойдешь? — матрос улыбнулся ласковой улыбкой крокодила, но подвыпивший в гостях Владимир Михайлович этот знак Вселенной проигнорировал, после чего что-то мелькнуло и в животе молодого чиновника взорвалась бомба.
Следующие несколько минут Владимир Михайлович видел сквозь выступившие в глазах слезы только снег, а потом мраморные ступеньки родного парадного. Кто-то подхватил пытающегося вздохнуть молодого человека под руки и потащил его, не давая не отдышаться, ни разогнуться.
— Господи, опять напился! — сплеснула руками горничная Аглая, распахнувшая дверь на требовательные звуки механического звонка. Девушка иногда засыпала в одной постели с Владимиром Михайловичем, поэтому считала себя вправе на некоторые отступления от этикета.
С губернского секретаря сорвали шинель, и как он был — в калошах, потащили по вощеному паркету в сторону кабинета.
Возмущенная реплика горничная внезапно сменилась испуганным «Ой», после чего Владимир Михайлович ее более не слышал. Все это время в его, опущенной к полу голове вертелась только одна мысль — «Боже мой, матрос ударил офицера!»
Владимир Михайлович, скромный военный чиновник по Адмиралтейству, обожал представляться дамам мичманом флота, списанным вследствие контузии на берег, что не заметил, как стал считать себя офицером, и сейчас он судорожно думал, как обязан поступить офицер флота, получив оскорбление действием от нижнего чина…
Между тем господина Новожилова освободили от лежащего в кармане дамского «браунинга», с рукояткой слоновой кости, и оставили приходить в себя на стуле. Агрессивный морячок сопел за гнутой спинкой стула, а некто, одетый в кожаную куртку и офицерскую фуражку, стоя к чиновнику спиной, извлекал из портфеля свиной кожи служебные документы, «случайно» вынесенные Владимиром Михайловичем со службы.
— И давно вы, господин хороший, на немцев работаете? — неизвестный прекратил бесцеремонно копаться в вещах Новожилова, и теперь, присев на угол письменного стола, игрался пистолетиком, крутя его на пальце, обтянутым кожей тонко выделанной перчатки.
— Да как вы смеете! — Владимир Михайлович, кипя патриотическим гневом, попытался вскочить со стула, но тяжелая рука матроса, как двухпудовый мешок, опустившись на плечо, удержала на его месте.
— Я смею, господин Новожилов. Смею утверждать, что вы пользуясь несоблюдением режима секретности со стороны вашего начальства, постоянно выносите из присутственного места служебные документы, предоставляя к ним доступ германским агентам и получая за это денежные средства, закамуфлированные под карточные выигрыши.
— Вам самому не смешно? — Владимир Михайлович криво улыбнулся: — Я служу в отделе материального снабжения флота, оформляю документы на сухари и подштанники. Ни к каким секретным чертежам и схемам доступа не имею. Кому мои документы нужны, тем более, платить за этот деньги…
Молодой человек говорил твердо и убежденно, ведь он давно убедил себя, что нет ничего дурного в том, что он выносит служебные документы из места присутствия, а прибыв в салон Анастасии Михайловны Вороновой, где собирается интересная публика, оставляет портфель с служебными бумагами на весь вечер в прихожей. А выигрыши? Ну да, в последнее время ему везет в картах, выигрывает немного, но регулярно, так что смог погасить карточные долги и жить, вполне достойно своего положения, чем несказанно порадовал папеньку — владельца небольшой пароходной компании в Симбирске, которому оплата квартиры отпрыска в столице входила в копеечку.
— Вы, господин Новожилов, насколько я знаю, закончили гимназию с золотой медалью? Поэтому, будьте любезны, уважайте собеседника, не говорите откровенную ложь. Я не поверю, что такой образованный человек из документов материального снабжения флота не сможет выяснить множество интересных и секретных сведений. — мужчина в куртке зло ощерился: — Ну, так, как вы, изобличенный в шпионаже в пользу врага, упорствуете в признании своей вины перед Родиной и не желаете покаяться, а в контрразведывательные игры мне с вами играть неинтересно, вам стоит поступить, как положено офицеру…
Человек аккуратно извлек из обоймы дамского «браунинга» несколько патронов с мельхиоровыми пулями, оставив только один, после чего вставил обойму в пистолетик и протянул его Владимиру Михайловичу.
В гимназической юности Володя Новожилов много раз представлял, как он благородно и трагично уйдет от безответной любви, красиво выстрелив себе в сердце, а на его похоронах ученицы старших классов женской гимназии будут рыдать у его гроба, но сейчас, купленный за двадцать рублей в оружейном магазине на Кузнецком, красивый пистолетик вызывал только отвращение… Жутко не хотелось умирать, ни красиво, ни трагично. Хотелось жить, пусть даже без податливых тел молодых актрис, без ледяных пузырьков шампанского в носу,