строем (я понимал бесполезность этой затеи), я скорее хотел диалога с общество, в процессе которого я мог бы повлиять на него в ответ.
Я презирал Государство. Оно одна из худших идей, родившихся в процессе человеческой эволюции. Механизм насилия и контроля, в наши дни оно доминирующая сила в общественно жизни. За понятиями «Родина», «Долг», «Патриотизм» скрывается, вызывающее у меня отвращение реальное состояние вещей: большинство людей находится в полном подчинении у системы. Парадигма «Раб-Господин» сменила имя на «Сотрудник-Работодатель». Наемный труд – унижение человеческого достоинства.
Кто-то сказал, что если существует бог, то нет человека. Я могу сказать то же о Государстве. Я верил, что Человек достоин большего. Я достоин большего. Государственный строй всегда основан на подавлении личности. Система порождает неравенство среди людей. Мы живем в мире, где небольшая группа, состоящая из элит, наслаждается плодами труда всех остальных. Ни о чем не подозревающее большинство существует в качестве кукол в руках элит. Оно существует, чтобы работать и размножаться, поддерживая, таким образом, этот цикл. Всякое независимое начинание, здесь подавляется и искореняется в зародыше. Законами и обычаями государство подавляет волю человека и ограничивает набор разрешенных ему действий. Я понимал, что с системой невозможно бороться, и всю жизнь старался избегать ее.
Мне было тесно в общественных рамках. Я хотел жить без лидера, без правителей и представителей. Мной не надо управлять, мне не нужны представители, я представляю и управляю собой сам. Меня не нужно воспитывать, мне не нужна ваша помощь. Я не нуждался в клоунах из телевизора, которые бы научили меня жить. Проблема была в том, что остальные нуждались в государстве. Они не могли сами решить, что делать со своими жизнями. Им нужен был кто-то, кто указал бы им путь и дал одобрение их образу жизни. Найти в себе силы, чтобы быть собственными менторами, они были не в состоянии. У меня не было другого объяснения, почему люди так легко признали свое положение.
У меня нет мировоззрения. Я никогда не мог подписаться ни на какую идеологию. Надо мной нет авторитета или покровителя. Я сам по себе. Мировоззрение не позволяет развить свой собственный взгляд на мир. Все идеи о мире, о месте и назначении человека только лишают мир загадки и опосредывают самого человека. Я всеми силами хотел избежать влияния, укрыться от рекламы, вырваться из рук идеологии и противостоять пропаганде. Мне казалось, на меня, как лавина, накатывался чуждый мне образ жизни. Я стремился сам создать свою жизнь. Я не хотел ни следовать, ни вести, я хотел жить. Мне нужно было выйти (если это вообще возможно) за пределы человека, найти опору за пределами обыденного. Я желал прожить настоящей жизнью. Однако антропоморфизм моего мышления не позволил мне этого достичь. Как бы сильно я не хотел абстрагироваться, я все равно ощущал внешнее влияние на себя. Я выстраивал себя вопреки обстоятельствам, все равно находясь у них в подчинении. Я уже не мог мыслить независимо.
Итак, родившись в определенный контекст, я поставил себе почти невыполнимую задачу: вырасти и выстроить свою личность независимо от обстоятельств, какими непреодолимыми бы они ни казались. Всю жизнь я провел в борьбе с этими обстоятельствами. Мне было тесно в рамках общества. Я хотел жить независимой жизнью и отстоять для себя, как можно больший коридор свободы. Я добился определенного успеха, однако мне пришлось заплатить за это.
VI
Той же ночью вернувшись от Маши, Максим сидел на кровати и слушал музыку. Он не думал ни о чем конкретном. Он думал, только потому, что не мог не думать. Перепрыгивая с мысли на мысль, он вспоминал детство, свою первую работу, время, проведенное в Москве. Жизнь, как кинофильм, протекала перед глазами. Он просто зритель.
«Если бы можно было, то я бы всю жизнь просидел вот так, наслаждаясь музыкой». Он обожал музыку, она была его единственной отдушиной. Музыка выносила его из мира, он забывал о тревогах и волнениях. Она существовала без слов, сама по себе. Она возникала ниоткуда, для самовыражения ей не нужен контекст. Подлинность была ее сущностью.
–А дальше-то что? – вдруг спросил он вслух, как будто встрепенувшись ото сна. – А что остается? Как ты и думал, самоубийство.
Сегодня он собирался закончить этот цирк, поэтому и не вышел на работу. В последний день у него не было обязательств ни перед кем. Самоубийство было его последним прибежищем на случай, когда станет совсем невмоготу. «Если к тридцати я по-прежнему вынужден существовать за счет зарплаты, я закончу это все». Ему было двадцать семь, а он уже не мог продолжать. Для чего терпеть? Жизнь подавила его своей абсурдностью. Самоубийство виделось как единственный логичный и достойный выход.
Максим не мог решиться. «Ты же любишь жизнь, любишь смех. И из-за чего заканчивать?» – спрашивал он себя. «Система?» – Максим презрительно усмехнулся.
Он всю жизнь искал свободу, а нашел Ничто. Свобода оказалась вакуумом, в котором ему было невыносимо жить, Максим считал это своей слабостью. Не принимая общественных ценностей, он не мог создать своих собственных. Ему трудно было жить в этой пустоте. У него не было иллюзий по поводу жизни, она трагедия и величайшее счастье в одном флаконе. Он давно понял это и не знал, как продолжать жить в этом мире. В мире, где люди не видели своей жизни, своего мессианства, своей роли в мироздании, где забыты Вечность и Небо. В этом мире ему не было места, он всегда это чувствовал.
Отчаяние нахлынуло на него. «Безысходность, – повторял он, безысходность». Максиму было противно. Тошнота. Он открыл окно, воздух подействовал освежающе.
«Никто не обещал Смысл, никто не обещал Свободы. Никто не виноват, что твои иллюзии рухнули. Жизнь перед твоими глазами, она, такая как есть, ничего не изменить. Один шанс и никогда больше». Он смотрел из окна во двор, на детской площадке было пусто. Ему хотелось закричать изо всех сил: «S.O.S, здесь человек сгорает от отчаяния, П-О-М-О-Г-И-Т-Е». Максим знал, что ответа не будет. Они все равно не смогут ему помочь и не поймут в чем дело. Он приговорен к одиночеству.
Максим снова сел на кровать. Затем закрыл глаза и выключил музыку. Сейчас или никогда. Неужели все? Нужно было принимать решение, он колебался.
«А что мне остается? Литература – фикция, выдумка. Книгой ты не выразишь себя и тем более не вдохновишь никого. Твои книги имели бы эффект лайка в инстаграмме. Они бы стали еще одним наименованием в торговом центре среди тысячи других,
