своё предложение, и стала пробираться вперёд через толпу, ведь шляпа Андрея Тропинина стала удаляться, и она насилу смогла догнать молодого человека.
Обед прошёл в приятной атмосфере, Авдотья Семёновна была любезна с Андреем, даже предлагала ему разные кушанья, он отвечал ей учтивостью, а Шурочка смотрела на них, лелея в своём сердце неожиданно появившуюся надежду на своё счастливое будущее. Её внутренний голос неумолимо твердил, что все предпосылки для устройства своей судьбы у неё есть.
Когда бабушка отправилась спать, Шурочка стала продумывать план по возвращению Стешки домой, она верила, что внезапное появление девушки на ужине растопит бабушкино сердце. Она даже велела кухарке лучше готовить мясо, и та только фыркнула:
— Когда это у меня всё из рук валилось? А неужто вы кого-то ждёте в гости?
Шурочке не хотелось с ней откровенничать, и она только загадочно улыбнулась. Девушка лично расставила посуду на столе, и в этот раз очень постаралась соблюсти симметрию. Бабушка только благосклонно улыбалась, хваля её за усердие, не подозревая, какой коварный план в голове у внучки.
Когда они уселись за стол, то Шурочка даже не смогла притронуться к еде, так она волновалась, ожидая прихода Стешки.
— Чего ты, как неродная? Еда остынет, — проворчала бабушка.
Шурочка постаралась проглотить хоть один кусок, полностью поглощённая своими мыслями. Время шло, а Стешки всё не было. Двадцать минут седьмого, половина… “Как она смеет так опаздывать? Уж я ей выскажу…”, — думала Шурочка с неудовольствием.
Вскоре она поняла, что Стешка не собирается нанести им визит, или, что более вероятно, Евдокия Петровна попросту не пожелала отпустить свою компаньонку в её бывший дом. Шурочка очень расстроилась и без удовольствия поглядывала на часы. Бабушка не могла не заметить такого явного изменения в настроении внучки, и, опасаясь за её душевное равновесие и желая оградить от сердечных волнений, строго спросила:
— Шурочка, ответь мне по правде. Ты кого-то ждала сегодня на вечер?
— Да, бабушка. Я должна вам сказать. Я сегодня на проводах Императрицы встретила Стешу, и она призналась мне, что у Дуниной ей не нравится. Я велела ей прийти сегодня, а она…не пришла. Полагаю, Дунина ей запретила к нам ходить. Бабушка, давайте вернём Стешу обратно! — взмолилась Шурочка.
У Авдотьи Семёновны отлегло от сердца, она-то полагала, что её внучка переживает по другому поводу.
— Нет, раз уж эта девчонка сделала свой выбор, то я ей не указ. Пусть себе собирает гербарий.
— Но, бабушка, Дунина платит ей меньше вашего.
— Так ей и надо!
— Но, бабушка, она заставляет её варить варенье весь день и делать настойки.
— Пусть пожалеет, что ушла.
У Шурочки закончились аргументы, и она опустила голову, а её бабушка выглядела вполне довольной, выслушав перечень неприятностей бывшей служанки.
Ещё несколько дней Тропинины наносили визит Филипповым, Павел Михайлович был сама любезность, Авдотья Семёновна отвечала ему тем же, Андрей всё больше времени проводил с Шурочкой, и они заимели привычку гулять по саду. Каждый раз, проходя мимо руин беседки, они краснели и робко отводили взгляд, вспоминая, чем закончилась эта эпичная история.
Он рассказывал ей о жизни в столице, о книгах, которые прочёл, и Шурочка со всем вниманием слушала. Когда он говорил о каком-то герое, совершившем проступок, она восклицала:
— Какой ужасный человек! Неужели есть подобные на этом свете?
Когда ей приходилось слушать о подвигах древнегреческих героев, то восхищалась:
— Ах, как вы красочно умеете описывать истории! Мне уже не терпится самой взять эту книгу и прочитать её! Неужели есть на свете люди, способные так живописно сочинять?
Бабушка, глядя на них из окна гостиной, хмурилась и стала постепенно что-то подозревать. Она искоса смотрела на отца Андрея, который делал вид, что ничего не понимает и беззаботно говорил о чём-то, и пыталась угадать, в чём настоящая причина столь дружеского участия в их жизни. Когда отец и сын уходили, то Шурочка становилась слишком мечтательной и беззаботной. Она что-то напевала, была рассеянной и не слышала, как бабушка зовёт её, и Авдотья Семёновна окончательно поняла, что дело приняло серьёзный оборот. Неужели Тропинин сделает Шурочке предложение? Тогда она останется одна в старом доме. Отказать приближённому Императрице невозможно…
Авдотья Семёновна снова собралась, как в прошлый раз. Надела широкополую шляпу, взяла муфту, спустилась с крыльца и направилась к соседнему дому через дорогу. Евдокия Петровна вязала что-то крючком, а Стешка, раскрасневшаяся и растрёпанная стояла на высоком стуле и протирала пыль со шкафов. Это зрелище сильно возмутило и поразило бабушку Шурочки.
— Евдокия Петровна, помнится, вы взяли к себе Стешку как компаньонку. А сейчас что я вижу? Она убирает пыль!
— Позвольте, Авдотья Семёновна, но я не обязана перед вами держать отчёт. Но раз вам любопытно, то знайте, что я разжаловала Степаниду. Она не справляется с ролью компаньонки и будет простой служанкой.
Стешка спустилась со своего “пьедестала” и стала со смущением наблюдать за их перепалкой. В кои-то веки она не знала что сказать, она не хотела, что бы её бывшая барыня узнала о её унижении.
— Стешка, и что, тебя устраивает такое положение? — спросила Филиппова.
— А что? Я и у вас была служанкой, мне не привыкать.
— Но у меня ты шкафы никогда не трогала, а только вытряхивала половики да полы мела!
— Разве есть разница? — удивилась Дунина.
— Конечно! — воскликнула Филиппова. — Где это видано, чтобы девица скакала туда-сюда? Так и убиться можно. Да ещё и за меньшую плату!
Дунина возмущённо открыла рот и перевела негодующий взгляд на Стешку. Та всё-таки взяла себя в руки.
— Да, барыня! У Авдотьи Семёновны работы было меньше, а платила она больше! А вы уж слишком прижимисты, простите…
— Да не ты ли, Степанида, говорила, что Филиппова ещё та скряга, у неё и рубля на новые чулки не допросишься?
— Так я…обижена была. Думала, что у вас жизнь получше будет. Так ошиблась я очень горько.
— И, позволь спросить, сколько же она тебе платила? — прищурилась Дунина.
— Двадцать рублей…
Филиппова подняла брови, посмотрев на Стешку. Таких денег она и не думала никогда платить служанке, чего она добивается, приукрашивая свою жизнь у неё? Дунина на мгновение потеряла речь от изумления, ведь она платила Степаниде в два раза меньше.
— Так, Авдотья Семёновна, вы действительно платили ей двадцать рублей?
Филиппова сдержанно кивнула. Стешка неожиданно бросила тряпку и обратилась к Дуниной.
— Барыня, а чего вам мелочиться? Платите мне также двадцать рубликов, и я никуда от вас не уйду! И роптать за пыль не буду.
— Ну, знаешь, Степанида! — взорвалась Дунина. — Сначала ты плачешься, что Филиппова тебя
