Эльке? Её к матросам⁈
— Ни за что!
— А куда?..
— А-а-а… м-м-м… э-э-э…
— Я арендовала ещё одну каюту. У боцмана. Это обошлось ещё в двадцать флоринов.
— Уф! Ты гений!
— Да, уж… Пока кое-кто тупо пялился на морскую гладь, я решала неотложные вопросы! Например, я настояла, чтобы Трогот постоянно находился при лошадях. И корм задать, и водой напоить, и отходы выбросить и спать будет там же. Заодно присмотрит за каретой. Мало ли что…
— Я говорил, что ты гений?
— Говорил… Но наши проблемы не кончились.
— А… что-то есть ещё?
— Есть… — проворчала Катерина, — Знаешь ли ты, как называется вот эта фигура, которая приделана к носу корабля?
— Вот эта деревянная фигура девушки? Ну-у… скульптура, наверное. Я ещё удивился: корабль называется «Ловец ветров», а на носу — скульптура девушки!
— А как ты хотел? «Ловчиха»? Нет, я про то, что эти фигуры называются гальюнными фигурами. Потому что слово «гальюн» означает нос корабля. А на этом носу, на этом «гальюне», приспособлены такие сидения с дырочками… видишь? Как ты думаешь, для чего они?
— Ну-у… чтобы… Я понял! Тебе никак нельзя будет посещать этот самый гальюн!
— Вот именно… Ни мне, ни Эльке. Поэтому, кстати, среди моряков поверье, что женщина на корабле — к несчастью. Как же не возникнуть такому поверью, когда вот он, всем ветрам открытый гальюн⁈ Приходит сюда какая-нибудь девушка, да вот, хоть Эльке, и весь экипаж бежит на нос корабля, у каждого здесь неотложное дело нашлось! Нос корабля перегружен, корма поднимается в воздух, бац-тарабац, кораблекрушение! Это я шучу, но вообще говоря, дело нешуточное.
— Можно попросить у капитана ведро! Ну, вроде как для Эльке и для спокойствия экипажа. Чтобы не бегали подглядывать. А, когда тебе приспичит, ты вроде как будешь посещать служанку, а на самом деле… ну, понимаешь?
— Молодец! Правда, я уже попросила у капитана ведро… И обошлось оно в два золотых флорина… Представляешь⁈ Ведро, ценой в половину лошади! Но, пришлось взять. Ох, Андреас! Дай Бог, чтобы это были все наши проблемы! Только, почему-то верится в это с трудом.
— Посмотрим… — я сурово сдвинул брови, — Не бойся, я с тобой!
— Ты со мной… — грустно ответила девушка, — От этого и проблемы…
[1] Познакомьтесь: шебека! Обратите внимание, что передняя мачта и в самом деле наклонена вперёд. Две других могут быть прямыми, а могут отклоняться немного назад. Такая конструктивная особенность у этого судна. А ещё одна характерная особенность, что верхняя палуба далеко выходит за пределы кормы.
[2]… моряки предпочитают говорить, что они «ходят»… Как странно! При этом называют друг друга «капитан дальнего плавания», а не «капитан дальнего хода»… Любознательному читателю: всё дело в старинном суеверии: моряки считают, что «плавать» — это передвигаться ПОД водой. Поэтому они «ходят», включая подводников, потому что этот термин закрепился давно и прочно, задолго до возникновения подводного флота.
Именно через такой «порт» в корме идёт погрузка лошадей на морской парусник.
А вот так положено держать коней в специальном загоне на корабле, во время плавания, согласно средневековым манускриптам:
Или так:
Глава 5
Морской круиз. Путешествие продолжается
Не плыви по течению. Не плыви против течения. Плыви туда куда тебе нужно.
Козьма Прутков.
Несмотря на мрачные прогнозы Катерины, первый день и даже ночь прошли относительно спокойно. Шебека плавно скользила по волнам, экипаж суетился, одноглазый капитан ругался отборным матом на капитанском мостике, но на нас, кажется, никто не обращал внимания, хотя, по своей бестолковости, мы то и дело оказывались на пути бегущих со всех ног матросов.
— Лодыри! Бездельники! — надрывался капитан, — Парус на фок-мачте… отдать!!! Живо, ублюдки солёные!!!
Я слышал, что для постановки парусов, матросы лезут по вантам на самый верх мачты и там отвязывают парусину, которая, собственно, и расправляется в парус. Ну, так мне рассказывали. Здесь было всё проще. Матросы бросались к особым механизмам, вроде лебёдок, и принимались их отчаянно крутить. И парус… сам заползал на нужную мачту!
— Медленно! — орал капитан, — Жиром заплыли, лентяи⁈ Последние мозги пропили, а вместе с ними и опыт⁈ Похоже, кто-то отведает сегодня хор-рошего линя! А ну, бездари, парус на грот-мачте… отдать!!!
На мой, непросвещённый взгляд, паруса взметались на мачты почти мгновенно. Хотя это были какие-то странные, треугольные паруса. Но капитан остался недоволен.
— Черепахи! — вопил он, — Черепахи сделали бы это быстрее! Тупицы! Ленивые бакланы! Всех лишу порции вина сегодня! Всех!!! А ну… парус на бизань-мачте… отдать!!!
Грохот босых ног по палубе и на третьей мачте взвивается парус.
— Сонные каракатицы! Ленивые медузы! Боцман! Дай в зубы вон тому, рыжему, который у кабестана запнулся! Да не тому, а который рядом! Да, вот этому! Я вам, стервецам, устрою райскую жизнь! Ноги вашей не сойдёт на берег в ближайшем порту! Мизинцем не коснётесь! Парус на бизань-мачте… разобрать!!!
Мне показалось, что парус просто исчез с мачты, настолько это быстро было произведено.
— Можете, мерзавцы, когда захотите! — прокомментировал одноглазый капитан, — Я понял, чего вам не хватает! Зуботычин! Стоило боцману одного приласкать, как все принялись за дело с усердием… А ну, сукины дети, парус на грот-мачте… разобрать!!!
Только часа через два, с ворчанием, капитан признал, что «мокрицы зашевелились» и «из этих бездарей и тупиц ещё можно сделать подобие моряков… если драть нещадно!».
Команда была отправлена на завтрак, и матросы, покрытые пóтом и еле переводя дыхание, отправились с верхней палубы вниз.
— Они будут завтракать в трюме? — удивился я, обращаясь к проходившему мимо боцману.
На мой взгляд было бы гораздо лучше, если бы накрыли столы для матросов прямо на палубе. И запахи здесь гораздо приятнее, и вообще, не в темноте кушать. Я же помню, что там запрещено зажигать лампы!
— Не трюм, твиндек! — снисходительно поправил меня боцман, — Да, они будут завтракать там! И обедать, и ужинать. Так положено, синьор. И лучше вам не знать, почему так положено. А то, не дай Бог, аппетит пропадёт.
