Книга Межесвет - Юлия Федорченко

Юноша поднялся, пересек комнату и взял со стола поднос с грязными тарелками. Протянул руку Тоту — и карлик, схватившись за большой палец своего друга, перебрался ему на ладонь. Затем ловко взобрался наверх, цепляясь за рукав, и уселся на плече Касса.

Они были уже в дверях, когда девушка произнесла:

— Меня зовут Летиция ди Рейз.

— Очень приятно, — сухо произнес Касс.

Он не остановился, не пообещал вернуться, чтобы продолжить разговор. Юноша ждал ее появления больше года, а Летиция за какие-то полчаса буквально истерзала его своим неверием и глупыми предположениями. В памяти всплыло ее залитое слезами лицо, смотревшее на него сквозь прутья решетки. Эта девушка предназначена для любви, не колдовства, с какой-то горечью думал Касс, хотя не мог и не хотел на нее претендовать. Ведь он тоже был зараженным, как и все ведьмы, он не мог вести жизнь заурядного человека и был лишен радости отцовства. Когда Лу разрыдалась, прознав о его решении, Касс вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Он не был бездушен, и его сердце тоже болело — скорбело о погибшем друге и утраченных чувствах. Он лишь хотел ей самого лучшего, хотел для нее того, чего не мог иметь сам. Он ей так и не сказал: 'Будь счастлива, Лу' — и уже не скажет, потому что никогда не вернется в родные края.

— Ты не боишься высоты?

Юноша обернулся. Летиция стояла на пороге комнаты, смущенно наматывая на палец иссиня-черный локон. Привычка досталась ей в наследство от матери, хотя девушка и не подозревала об этом. Карлик выпрямился на плече Касса, придерживаясь за воротник, высоко задрал нос. Вопрос был обращен к нему.

— Еще чего! — сообщил Тот. — Храбрости мне не занимать.

Ее лицо озарилось слабой улыбкой. Госпожа ди Рейз хотела задержать Касса, задержать их обоих. Гадкий голос нашептывал ей в ухо: 'Оттолкни их — и останешься совсем одна'. После случая с Кайном ей не раз снилось, что она просыпается с болью во всем теле, закованной в цепи, со стальной пластиной на глазах. И тогда она бежала к Ланну, на ходу распахивая двери, чтобы почувствовать тепло его объятий и убедиться, что это всего лишь жуткий кошмар. Это место, обитель ковена, показалось ей до боли знакомым: точно такая же сеть коридоров, уходящих во тьму. Металлические двери заменили ширмы из цветных бусин и прозрачные тканевые завесы, но это скорее тревожило Летицию, чем успокаивало. Кто угодно может зайти в ее комнату, пока она спит.

— Мы подрались из-за девушки, — сказал Касс. — И теперь я знаю — это того не стоило. Я должен был уступить. — Он коротко вздохнул. — Что еще ты хотела узнать?

Летиция молчала. Это того не стоило? Ей стало жаль эту девушку.

— Если ты не против, я хотел бы все тебе здесь показать. В некотором смысле это моя обязанность. Никто не будет с тобой возиться, кроме меня.

— Мне не нужна нянька, — отрезала она.

— Я не настаиваю. — Касс развернулся и двинулся вперед, позвякивая тарелками на подносе. Спустя секунду оглянулся через плечо: — Ты идешь?

— Да, — ответила она, сделав шаг в его сторону. — Иду.

Глава 5

(Ланн)

Под конец недели он не выдержал:

— Ты так и будешь все время молчать?

Он еще не встречал более утонченной особы. Для нее принятие пищи превращалось в целый ритуал: расстелив на коленях кружевной платок, она брала ломтики мяса или рыбы кончиками пальцев, аккуратно, стараясь не запачкать платье, отправляла их в рот, тщательно пережевывала и только потом глотала. Она пила воду, медленно наклоняя флягу, при этом другой рукой придерживая дно, чтобы не пролить ни капли. Она дважды в день умывалась и чистила зубы кусочками коры, расчесывалась по нескольку раз в сутки, иногда подкрашивалась, макая палец в круглую жестяную коробочку и водя им по губам, и все время оправляла платье.

Ее изысканные манеры пришлись бы к месту в королевском замке, а не во дворце из красного песка и колючего ветра. Он хотел сказать ей об этом, но передумал, потому что знал наверняка: кроме умения себя держать и горделивой осанки в ней не было ничего царственного. Лайя-Элейна с каким-то изощренным удовольствием поведала Ланну самые яркие факты ее биографии. Распутство и смерть сопровождали девушку на протяжении всей ее сознательной жизни — до и после того момента, как ее коснулось колдовство.

Он протягивал ей еду, и она ела. Он устраивал ей постель, и она спала. И за все это время она не проронила ни слова. Он не знал ее имени, не знал, как звучит ее голос, и только однажды его взгляд упал на ее лицо, скрытое в тени капюшона. Пронзительные глаза-льдинки смотрели мимо него, сквозь него, куда угодно, лишь бы избежать визуального контакта. Она не хотела его сопровождать. Она не желала иметь с ним ничего общего. Она предпочитала мужчин вроде Кайна.

Ланн присыпал костер землей и лег на спину. Над головой раскинулось сумрачное небо, затянутое перистыми облаками, песок забивался в волосы и щекотал ему шею. Он закрыл глаза и собирался немного поспать, когда получил запоздалый ответ.

— Мне нечего сказать тебе, ульцескор.

Он повернул голову и взглянул во тьму под ее капюшоном. За последние четыре дня — с того момента, как они достигли пустыни, — путники не встретили ни единой живой души, а ведьма упрямо отказывалась замечать его присутствие. Как будто невидимые руки подавали ей горячую пищу, падавшую с небес, расстилали на земле меха и ухаживали за ее лошадью.

— Почему бы для начала не назвать меня по имени?

— Мы не настолько близки, — отрезала ведьма.

— Это можно исправить.

Ответ Ланна ее позабавил. Ведьма указала на кольцо, которое он подчас нежно поглаживал, даже не замечая этого. Ощущение металла, охватывающего палец, быстро стерлось, Ланн стал воспринимать кольцо как часть своего тела и, казалось, забыл о нем, но один взгляд на материальное воплощение клятвы, связывающей его с Летицией, причинял ему сильную боль. 'Я буду любить тебя'. Не 'пока', не 'если', не 'до тех пор как', просто — 'я буду'… Он тяжело сглотнул, на секунду сомкнул веки, стараясь воссоздать в памяти образ более счастливый, чем тот, что привиделся ему мгновение назад: дорожное платье-накидка, петляющая между деревьев, россыпь черных волос на узкой спине, бледный призрак ускользающего