Федор, который в силу возраста не обладал достаточным авторитетом и знаниями. Он процарствовал всего лишь 49 дней.
Воскресший Димитрий
Еще при жизни Годунова в Польше объявился самозванец, называвший себя чудесно спасшимся царевичем Димитрием – сыном наложницы Ивана Грозного Марии Нагой. Традиционно принято считать, что самозванцем был монах Киево-Печерского монастыря Григорий Отрепьев, а настоящий Димитрий еще ребенком погиб в Угличе: он был застигнут эпилептическим припадком во время игры в ножички и напоролся на острие. Обвиняли в его убийстве и Бориса Годунова – но голословно.
Однако полякам было безразлично, настоящий их «царевич Димитрий» или нет. Главное было – иметь предлог для вторжения в Россию. Под знамена самозванца собрались польские войска и предприняли поход на Москву, якобы для того, чтобы восстановить законную власть.
Предатели бояре Гаврила Пушкин и Наум Плещеев с выстроенного Борисом Годуновым Лобного места зачитали обращение самозванца (впоследствии прозванного Лжедмитрием). Он обвинял Бориса Годунова в незаконном захвате власти и в покушении на младенца-Димитрия, которое, по его словам, обернулось неудачей: убили другого мальчика. Перешедшим на его сторону москвичам Лжедмитрий обещал золотые горы. Взбудораженная толпа кинулась в Кремль, Федор Годунов и его мать были заколоты.
Убийцы объявили народу, что царь и вдовствующая царица покончили с собой, приняв яд, хотя на телах были заметны явные следы насилия. Годуновых похоронили в Варсонофьевском монастыре без отпевания, как самоубийц.
Дочь Бориса Годунова царевна Ксения стала любовницей самозванца, а потом ушла в монастырь. Народная песня описывает ее горькую судьбу:
Сплачется мала птичка,
белая перепелка «Ох-те мне молоды горевати!
Хотят сырой дуб зазжигати,
мое гнездышко разорити,
мои малый дети побити,
меня пелепелку поимати».
Сплачется на Москве царевна
«Ox-те мне молоды горевати,
что едет к Москве изменник,
ино Гриша Отрепьев растрига,
что хочет меня полонити,
а полонив меня, хочет постритчи,
чернеческой чин наложити!
Лжедмитрий в Москве
В июне 1605 года через Серпуховские ворота поляки вошли в Москву. Никакого сопротивления москвичи им не оказали, напротив, встретили новоявленного «царя» радостно и торжественно.
Москвичи с интересом рассматривали внезапно объявившегося наследника Рюриковичей: он был хорошо сложен, хоть и некрасив лицом, платье его было отделано золотом, на коне – драгоценная сбруя. Его окружали нарядные бояре и другие знатные люди. На Красной площади все они по очереди поднимались на Лобное место, обращались к народу, убеждая, что вот он – настоящий царь, что справедливость восторжествовала…
Затем в Москву, в Вознесенский монастырь прибыла инокиня Марфа – в миру Мария Нагая. Она громко и ясно назвала самозванца своим сыном, оба зарыдали.
Спустя месяц Дмитрий венчался на царство. Церемония была тройной. Сначала в Успенском соборе патриарх возложил на него шапку Мономаха и бармы. Затем он же – возложил на голову новому царю корону, присланную Ивану Грозному австрийским императором, вручил державу и скипетр. И наконец, в Архангельском соборе в приделе Иоанна Лествичника возле гробов Ивана Грозного и Фёдора Ивановича патриарх вновь возложил на самозванца еще одну царскую корону – шапку Казанскую.
Роскошь, с которой была проведена коронация, поражала воображение, убеждала присутствующих, что перед ними – настоящий царь, наследник древней династии. Его признали бояре, иностранные послы обращались к нему как к законному самодержцу, народ относился к нему с симпатией.
Лжедмитрий активно принялся за дела: каждый день присутствовал в Думе, лично принимал челобитные. В Кремле на южном склоне Боровицкого холма ему выстроили новый дворец, фундаментом для которого послужил каменный запасный[7] дворец Бориса Годунова.
Гибель самозванца
Весной 1606 года в Москву прибыла невеста царя – польская красавица Марина Юрьевна Мнишек в сопровождении знатных панов. Начались роскошные обеды, балы, празднества… Поляки из свиты Марины много пили и вели себя крайне нагло: грабили, нападали на женщин… Вскоре состоялась свадьба, проведенная в соответствии со старинными обычаями, и Марина была коронована как царица. Это должно было упрочить ее права на московский престол и затушевать тот факт, что Марина – католичка. Ради этой же цели Марина согласилась принять причастие из рук православного митрополита и отстоять православную литургию.
После венчания начался пир, длившийся несколько дней. Именно на этом пиру впервые в России была использована вилка. Сей предмет, напоминавший вилы, используемые чертями в аду, удивил и даже напугал москвичей.[8]
А московские бояре между тем готовили заговор против Лжедмитрия! Во главе его стоял потомок удельных князей Василий Шуйский. Накануне запланированного выступления он значительно уменьшил число охранников дворца, приказал отворить тюрьмы, выпустить преступников и раздать им топоры и мечи. На рассвете ударили в набат на Ильинке, а потом стали бить в колокола во всех других московских церквах. Взволнованные москвичи собрались на Красной площади. Бояре объявили, что поляки собираются убить царя, и призвали народ бить поляков. Москвичи с яростными криками бросились выполнять приказ, а тем временем люди Шуйского перебили во дворце немногочисленную охрану и вломились в царскую опочивальню. Лжедмитрий пытался выбраться через окно, но упал на землю с большой высоты, сломав ребра и вывихнув ногу. Его окружили бунтовщики и зарубили.
Мертвое тело обвязали веревками и некоторое время таскали по городу. Затем труп бросили на Красной площади – на Лобном месте. На грудь мертвому Дмитрию положили маску, а в рот воткнули дудку. Народу объявили, что он был самозванцем. Спустя два дня тело бросили в яму, куда складывали замерзших и опившихся. Туда же сваливали и тела его убитых приближенных… Потом тело царя все же закопали на «убогом кладбище» у Серпуховских ворот. Но пошли слухи, что дело тут нечисто, что мертвец ходит по ночам, а над могилой носятся огни. В конце концов останки самозванца выкопали, предали огню, и, смешав с порохом, пальнули ими из пушки в сторону Польши – туда, откуда он пришёл.
Новый царь и новый самозванец
И вновь москвичи приступили к избранию нового царя из самых знатных родов. Выбор пал на Василия Шуйского. Как и его предшественники, он тоже обратился к москвичам с Лобного места с речью. А поговорить с народом было о чем!
Положение было серьезным: польский король считал Россию своей завоеванной территорией и желал, чтобы новый царь присягнул ему. Сигизмунд открыто говорил, что у него в запасе есть еще много «Димитриев», каждый из которых может объявить себя
