цвету, дорогие магазины, респектабельные отдыхающие. Весна, курорт, никакой суеты, изредка мелькнет оранжевое одеяние буддистского монаха. Вечером на балконе своей гостиницы пьем чай и слушаем колокольный звон. Удивительно, но нам кажется, что он какой-то равнодушный. В России колокольный звон — это благовест, душа откликается на него. А здесь просто звон.
Утром поднимаюсь рано, город спит. С балкона смотрю вниз на улицу. По дороге идет пожилой человек с подругой, таксой на поводке. Человек неожиданно наклоняется и что — то поднимает с тротуара, не больше пуговицы. Несет свою находку и выбрасывает в мусорный контейнер. Так ведет себя каждый из нас, подбирая с пола соринки в своей квартире!
Глядя на этого седовласого прохожего, я сказала себе: — Этот человек любит свой город, страну без громких фраз. Эта набережная, эта улица, этот бульвар — это его Дом, и он его очень любит.
Днем предпринимаем экскурсию по озеру на небольшом катере. Сидим за столиком, болтаем о мелочах. К нам подходит женщина и спрашивает:
— Вы из России?
Приглашаем даму к нашему столу, угощаем московским шоколадом. В небольшой коробочке уложены шоколадки с видами Москвы. Женщина взяла маленький квадратик шоколада и из глаз ее полились слезы. Она долго не могла успокоиться. Из ее рассказа мы поняли, живет она в этой благополучной стране более 15 лет. Интересная работа, квартира в престижном районе Цюриха, муж, дочь. А слезы при виде нас потекли сами. Расставаясь, мы подарили ей московский шоколад. Сейчас по прошествии времени приходят на ум слова И.С. Тургенева: «Россия может обойтись без каждого из нас, но никто из нас без нее обойтись не может».
Услышать музыку
Чтобы понимать музыку, живопись, надо учиться, учиться всю жизнь. На вопрос моих учениц:
— Как научиться красиво одеваться?
Я отвечаю коротко:
— В Третьяковскую галерею надо ходить всю жизнь. Пытаясь приобщиться к классической музыке, я довольно часто посещала Большой зал консерватории. Особенно не давался мне Скрябин. Однажды зимой мы с мужем оказались на краю обрыва. Дул сильный ветер, вершины берез бессильно сгибались к Земле. Неожиданного из маленького приемника зазвучала музыка, это был Скрябин «Поэма экстаза»— я ее услышала и попала в ее плен навсегда.
А вот еще один, как говорят музыканты, опус. В семидесятых годах мы, как туристы, оказались на острове Валаам. Время нашего пребывания летело очень быстро: ходили в лодочный поход, посещали скиты, даже парились в настоящей финской бане. Только одно место нам не разрешалось посещать. На огороженной забором территории происходила какая-то таинственная жизнь. Люди, не пожелавшие после войны вернуться домой по причине тяжелейших увечий, жили за этим забором. Иногда кто-то из поселенцев выбирался к пристани с банкой ароматной земляники. Чаще всего у этих мужчин не было обеих ног, или ног и руки. В разговоры с туристами они не вступали, продавали ягоды и растворялись за своим забором. Рассказывали, что женщины, чьи мужья пропали без вести, летом подплывали на лодках к отвесным гранитным берегам острова. Ладога и неприступные скалы хранили свою тайну.
В один из последних дней нашего пребывания на острове экскурсовод пригласил нас в небольшую березовую рощу, вблизи пристани. Он расставил всех по местам, как расставляют стрелков на охоте. Николай, так звали нашего экскурсовода, приказал замереть и слушать. Через несколько минут мы услышали чарующие звуки музыки. Солнце садилось, а в роще, казалось, пел каждый березовый листочек. Музыка постепенно затихала и звуки окончательно растаяли. Николай объяснил нам, что под эту музыку уходят с Валаама на закате теплоходы. С тех пор симфония П.И. Чайковского «Зимние грезы» стала мне близка и понятна.
Р.S. Экскурсовод Николай оказался режиссером одного из Ленинградских театров.
Город на Неве
В каждом человеке живет желание видеть красоту. Это желание заставляет нас ехать, лететь, плыть, порой за тысячи километров. Начало шестидесятых. Предел наших мечтаний, конечно, Ленинград.
Путешествие предстоит необычное. На машине. Едем на хорошей скорости, за окнами проплывают деревни: дома с мезонинами, с затейливыми наличниками или совсем покосившиеся избы, с подслеповатыми окошками и покосившимся забором. Мы городские жители с удивлением взираем на важно вышагивающих гусей, на утку с утятами, торопливо перебегающих дорогу. К вечеру попадаем в облако пыли, поднятое сытыми бурёнками, разбредающимися по своим дворам.
Уставшие, но довольные достигаем цели — северной столицы. Остановиться со своим транспортом решаем в кемпинге, в Репино. Нельзя сказать, чтобы там нас очень ждали, но посочувствовали и определили на краю лагеря. Большая солдатская палатка с деревянным полом и четырьмя кроватями. Для всех обитателей кемпинга общая столовая — кухня. Нехитрый ужин все готовят сами. В лагере в основном иностранцы: шведы, немцы, финны и даже один английский экипаж. Шестидесятые годы. Иностранцев видим не часто, а белоснежную ракушку — домик на колесах и подавно впервые. Интересно наблюдать своих соседей. Вечером в столовой громкий разговор, хохот, запах кофе, стук ножей и вилок. Безуспешно пытаются поймать маленькую помидорку на большой тарелке. Мы же с аппетитом наворачиваем творог с молоком, чистим «Краковскую» и заканчиваем ужин кружкой крепкого чая.
Английская семья привлекла мое внимание. Семь утра. Откидывается полог палатки, на пороге джентльмен. Костюм безукоризненно отглажен, белоснежная рубашка, высокие воротнички, идеальный узел галстука и сверкающие запонки. На ногах дорогущая обувь. Джентльмен мерно прохаживается по площадке, высокий, прямой как трость.
В походке, в посадке головы угадывается достоинство. В семь пятнадцать появляются дамы, высокие, плоские без признаков улыбки. В семь двадцать отъезд. И так в течение пяти дней, по ним можно проверять часы.
Осмотреться, побродить вокруг кемпинга времени не остается. Успеваешь увидеть белый песок на берегу Финского залива и сосны— великаны. Рядом усадьба И. Е. Репина.
В 1917 году, не принявший революцию художник, переехал в Финляндию. Репино, Куоккала это и есть та самая бывшая Финляндия. Посетить музей И.Е. не удалось. Всю энергию, всю силу эмоций отнимал Великий город Ленинград. С того далекого времени я остаюсь как бы прикованной невидимой цепью к этому городу. Если кто-то спросит: — Куда ты хочешь поехать? Я даже ночью отвечу: — В Петербург. Петербург для меня сегодня — это Эрмитаж, Русский музей, Мариинский, Михайловский театры и конечно дворцы, дворцы. Сегодня, сейчас я хочу ночью мчаться на хорошей скорости по Невскому проспекту навстречу любимому городу.
Остров страданий и надежд
Холодное лето, а здесь еще весна 1970-го. Соловки, север России. Неприступные стены, мощные башни. Кто и как сложил эти валуны в мощные сооружения? Сильные руки, человеческая смекалка, Божья помощь подняли над землей эту мощь и красоту. Спасо-Преображенский
