что протирает скамью. Лиза притворилась, что смахивает пыль с выступающего камня в стене. Вошедший охранник с заспанным видом оглядел женщин и, ничего не заподозрив, перешёл к тщательному осмотру комнаты. Удовлетворившись результатом, он проводил заключённых в камеры.
Лиза проспала до вечера, пока не прозвучала сирена, возвещавшая о построении на ужин. Еле собравшись с силами, Лиза вместе с остальными женщинами неторопливо поплыла по коридору. На подступах к столовой в толпе послышался взволнованный шёпот и недоверчивые переглядывания.
— Кажется, за дверью нас ждёт далеко не ужин… — печально резюмировала Маша. В голове Лизы пронеслась жуткая догадка. Толпа, спешившая скорее увидеть всё своими глазами, стремительно наступала сзади. Лиза, поддавшись давлению, ввалилась в двери столовой.
Всё пространство освободили от столов и скамеек. Столовая представляла собой огромный зал, по краям которого размазывалась входящая толпа женщин. За гулом шаркающих ног то и дело слышались приглушённые охи и всхлипы. Вероятно, для большей части присутствующих подобная процедура была уже знакома. В центре столовой стояло приспособление, очертания которого Лиза смутно припоминала в комнате северной башни. Оно представляло собой высокое деревянное кресло, сидение которого располагалось в метрах двух-трёх над землей, так что находящемуся наверху вполне можно было дотянуться до потолка, не вставая. На полу под креслом размещался прикрытый крышкой металлический чан.
После того, как все заключённые разместились внутри, в столовую зашёл директор Ферра в сопровождении двух головастиков. Вслед за ними зашли двое охранников, тащивших под руки безжизненное тело женщины. Её лицо сплошь покрывали кровоподтёки и ссадины, глаза и нос на нём было не различить. Руки и босые ноги безжизненно свисали, ногти скребли по полу и оставляли на нём розовые следы. Одежда разорвана, из огромной дыры вывалилась красная изуродованная грудь. В чёрных засаленных волосах виднелась проплешина.
— Столетова, — шёпотом пояснила стоявшая рядом с Лизой Марго. Но та и так понимала, кто это.
Вошедшие остановились возле кресла. Оглядев испуганных и взволнованных женщин, директор Ферра огласил приговор:
— Столетова Дарья, за попытку побега с территории колонии Ферр вы приговариваетесь к публичному наказанию: скидыванию с кресла. По пять раз в нечистоты и ледяную воду. Наказание привести в исполнение.
Двое охранников, державших до этого истерзанную женщину под руки, подняли её на кресло. Привязав конечности ремнями к подлокотникам, они спустились и открыли крышку чана. По столовой разнесся омерзительный запах гнили и фекалий. Толпа наблюдавших за наказанием женщин издала сдавленный стон, прикрывая рты и носы. По сигналу несколько охранников опустили рычаг. Сидение кресла с грохотом упало прямиком в чан. По всему помещению прогремел голос Герра:
— Один…
Двое охранников подняли рычаг, и из чана вынырнуло источающее зловоние существо. Нескольким женщинам в толпе стало дурно, и они не смогли сдержать подступившую рвоту. Некоторые ревели. Но охрана не выпускала никого из зала: все должны были смотреть публичное наказание от начала и до конца.
— Два…
Снова чан. Вонь. В силуэте на кресле невозможно разглядеть человека.
— Три…
Лиза не находила сил смотреть на это. Взгляд её переместился на директора. Он стоял в нескольких метрах от чана и с упоением наблюдал за происходящим. Его не смущали ни запах, ни само зрелище. По его плотоядной улыбке становилось понятно, что происходящее доставляет ему невероятное наслаждение.
— Четыре…
Он довольно потирал руки, словно сам хотел нажать на рычаг.
— Пять…
Толпа облегчённо выдохнула. Действие с нечистотами закончилось, и охрана поспешила подогнать следующий чан: на этот раз с ледяной водой. Тело вновь погрузили, и по помещению пронёсся оглушительный крик боли.
— Шесть…
Кресло медленно поднялось. Большая часть грязи смылась, и теперь перед присутствующими предстало изуродованное хрупкое тело Столетовой, бившееся в предсмертных конвульсиях.
— Семь…
Из воды вынырнуло неживое тело: голова повисла на груди, руки будто примерзли, врезавшись ногтями в кресло.
— Восемь…
И снова та же картина. Женщина в кресле не издавала ни звука и не двигалась. Охранники повернули головы в сторону директора. Откуда-то из толпы вынырнул Денис и подбежал к креслу. Лицо его побледнело, брови сошлись в одну линию, лоб исказила напряжённая морщина. Глаза всех присутствующих обратились к врачу.
Не смущаясь смрада, исходящего от заключённой, и внешнего вида, он нежно обхватил руками её запястье и замер. На минуту в зале воцарилась гробовая тишина. Не проронив ни слова, врач плавно уложил ослабевшую руку на место. Развернувшись к директору, он сочувственно поджал губы и покачал головой из стороны в сторону.
Лицо директора посерело. Не скрывая разочарования, он резким движением повернулся на месте и быстро прошёл на выход. Как только его фигура скрылась за дверью, зал оживился. Растерянные и ошарашенные женщины стали громко переговариваться и обсуждать увиденное между собой. Головастики приступили к приборке: кто-то разгонял заключённых по камерам, кто-то разбирал кресло и увозил чан, кому-то достались хлопоты с убитой.
Глядя на растерзанное полуобнажённое тело Столетовой, Лиза не испытывала ни жалости, ни страха. В её голове крутилась лишь одна мысль: во чтобы то ни стало ей нужно сбежать из Ферра.
______________________________
Он ворвался в свой кабинет и со всей силы ударил ладонью по столу. Мирно стоявшая на краю лампа угрожающе затряслась и, не удержавшись, рухнула на пол. Осколки разбитого плафона разлетелись по углам комнаты.
Он упёрся руками в стол и склонился над ним в попытке собрать мысли в порядок. Под напряжёнными пальцами, вонзившимся в дубовую столешницу, проступил влажный след. Он поднял глаза и увидел своё отражение в висящем напротив зеркале: голова побагровела от лысины до подбородка, на лбу и над губой выступили капли пота. Красные от злости глаза выдавали отчаяние. Весь его вид вызывал жалость. Взмах руки — и всё содержимое со стола полетело в стену.
— Сука! — слова вылетали как пули. — Даже умереть нормально не смогла!
Образ обмякшей в кресле Столетовой снова возник в сознании.
— Что за дурацкая шутка? Я так готовился. Мне не дали насладиться тем, что я заслужил. Прямо как в детстве. — Он капризно поджал губы и до боли сжал кисти в кулаки. — Но теперь я главный! Мне решать, когда ей сдохнуть.
Размеренным шагом он подошёл к зеркалу. Уголки губ потянулись наверх, злобная улыбка расплылась по лицу. Он приподнял подбородок и с гордостью посмотрел на своё отражение.
— Всё так. — Он поправил съехавший на бок узел галстука. — Я главный. Мне решать, когда им всем сдохнуть.
Он провёл рукой по взмокшей лысине, вытирая пот.
— Я добился главного: стерва получила по заслугам, — успокаивал он себя.
С чувством выполненного долга Герр подошёл к мягкому креслу и сел в него, запрокинув ногу на
