что пришел скандалить и качать права к женщине, которая пережила психологическую травму, была избита, ослаблена?
Я обняла себя за плечи, пытаясь поддержать сама себя, и тихо пробормотала:
— Простите, Ваше Величество… мне не очень хорошо. Мы можем продолжить разговор позднее?
3.3
Слова Феликса Второго оказали на меня очень сильное влияние и повергли в состояние апатии на период моего восстановления. По какой-то причине я считала, что между мной и монархом было установлено взаимное уважение. Несмотря на то, что каждый диалог был своего рода противостоянием, мы медленно, но верно находили компромиссы.
Но, очевидно, это было односторонним чувством. В то время как я, даже не признаваясь себе в этом, ждала этих моментов, видя в монархе достойного противника и собеседника, Феликс Второй воспринимал меня как… чрево для вынашивания наследников Валледа.
Через несколько дней мне разрешили выходить из комнаты, хотя и советовали избегать серьезной нагрузки, включая работу в архивах. Не знаю, о какой нагрузке шла речь, но мне безумно надоело быть взаперти. Единственной радостью для меня была Милли, которая, заметив мое подавленное состояние, каким-то образом умудрилась провести ко мне Батона. После моего переезда во дворец, Батон был переведен в королевские псарни, и я не видела его с момента отъезда в последнюю экспедицию.
Появление лонгхаунда в крыле, где также проживал король, вызвало среди слуг настоящий переполох. Милли узнала, что одна из фрейлин громко пожаловалась королеве на запах и присутствие такого большого животного, после чего жалоба дошла до управителя крыла. Тот в свою очередь ответил фрейлине, что все решения, касающиеся меня, проходят непосредственно через Его Величество, и поинтересовался, хочет ли девушка обсудить этот вопрос с королем. В итоге никто не решился предпринять какие-либо действия в отношении моего длинноносого пса, и он провел целый день в моих покоях, иногда появляясь в общей гостиной и будоража умы общественности. В конце концов, я сжалилась и попросила отправить его обратно в псарни — наверняка он хотел больше пространства и скучал по своим друзьям. Но мое настроение определенно улучшилось.
Погрузившись вновь во дворцовую жизнь, я узнала последние новости. Наставник был жив, но его состояние было критическим: его поместили в искусственный стазис, который, не останавливая, значительно замедлял все процессы в его организме. Одна из ран оказалась нанесена оружием, обработанным неизвестным ядом. Я слышала, что рана была ужасающей, зелёной и загнивающей, но сама я её не видела — к лорду Лойту допускались только медики.
Как обычно, мне приходило множество писем, но я открывала лишь те, что касались баронства Торнхар. Родственники Люсьена и Седрика также писали мне, но я даже не открыла этих писем — это не моё дело.
Трусость де Монте и Эгмонта не осталась незамеченной прессой — журналисты сразу же отметили, что эти двое были единственными, кто не получил никаких ран и выглядели так, будто вообще не участвовали в сражении. Конечно же, дознаватели уже опросили остальных членов команды, после чего началось расследование… но не только действий Люсьена и Седрика. Монарх начал настоящий аудит королевской гвардии и её наставников. Оказывается, проверки были и до этого, но результаты всегда показывали высшую готовность гвардии. Я думаю, что заинтересованные родители гвардейцев, сидящие на высоких позициях, подкупали проверяющих, но теперь это не работало — слишком велико было общественное внимание.
Журналисты также добрались и до меня. Многие хвалили мою храбрость, отмечали, что если бы такие, как я, состояли в гвардии, то ничего бы не случилось. Но это, конечно, не всё. Первое же издание, которое я взяла в руки, рассуждало о том, что подобные экспедиции для меня должны быть запрещены до того, как я выношу двух детей. Они даже взяли интервью у нескольких членов совета Лордов.
Сейчас, когда меня наконец выпустили из комнаты, апатия отступила, и я решила написать длинный эмоциональный ответ. О том, что мы точно также каждый день можем умереть от падения с лошади, от того, что камень упадет на нашу голову, от того, что современные инженерные расчеты ещё не существовали. Если всего бояться, то можно вообще не выходить из дома.
Высунув язык от усердия, я сидела в библиотеке и составляла письмо во все газеты сразу, именно такой меня нашел Адриан, вернувшийся с западных границ.
— Элли… ты в порядке? — граф сразу же подошёл ко мне, после чего я обернулась и крепко обняла друга.
— Есть новости о наставнике? — сразу же спросила. Адриан был единственным родственником Грегуара Лойта, проживающим во дворце.
Адриан покачал головой. Он выглядел очень уставшим и хмурым, я знала, что друг пытался выполнять свою работу, при этом волнуясь за дядю, который в своё время заменил ему отца.
— Нет… все по-прежнему. Как ты себя чувствуешь? Постарайся не читать эту чушь. — он кивнул на стопку газет, лежащих передо мной на столе.
Я доверяла Адриану как никому и считала графа своим лучшим другом. Я бы очень хотела также иметь подруг, но всему своё время, пока я не встретила при дворе тех, с кем хотела бы сблизиться. Сейчас, когда Филиппа переехала во дворец, я планировала пригласить её в рестораны и театры и посмотреть, сможем ли мы построить дружбу.
— О, поверь, я этого так не оставлю. Я собираюсь найти статистику по количеству падений с лошади или даже столкновения прохожих со всадниками в городе. Пусть потом попробуют доказать, что экспедиции опасны. А в остальном я в порядке, почти не пострадала. — прикусила губу, перед тем как продолжить — Я чувствую себя виноватой из-за Генри, наставника, даже Алистера.
Адриан вскинул на меня удивленный взгляд.
— Алистер сам понимает, что ответственность была на нём. Какое бы наказание он не понес, это будет справедливым решением.
— Справедливым для кого? — я покачала головой, не соглашаясь. — Я уже поняла, что наш суд не про справедливость, а про наказание. Ты не понимаешь… когда мы там были, все в крови, потерянные, как дети, командир единственный знал, что делать. Ни разу не позволил себе слабости. Я смотрела на него и знала, что все будет в порядке, только потому что Алистер был рядом, он был настоящим лидером.
Адриан не сводил с меня подозрительного взгляда. Что-то в моих словах встревожило его.
— Он тебе нравится? Ты редко когда
