с ног на голову. Может быть, это и срабатывало, когда я была милой пятилетней девочкой, но прямо сейчас по какой-то причине это очень сильно бесит Александра.
— Если ты не относишься к этой работе серьезно, возможно, мне следует найти кого-то другого, кто это сделает.
Что? Нет. Я не могу потерять эту работу. Я даже не получу выходного пособия. Я пробыла здесь недостаточно долго.
— Я действительно отношусь к этому серьезно. Честно.
— Но ты опоздала.
— Я приехала сюда в восемь пятьдесят семь. А должна быть здесь в девять.
— Твой рабочий день начинается в девять. А это означает, что ты должна быть здесь и готова к этому времени. Ты мой помощник и должна помогать мне. А мне не очень помогает, что ты не приходишь вовремя, не так ли?
— Я… я… — Я запинаюсь, подбирая слова. Александр разворачивается и марширует обратно в свой кабинет.
Проклятье. Я опускаюсь обратно в кресло и пытаюсь притвориться, что половина офиса только что не видела, как на меня накричали на второй день работы.
Эта работа не стоит такого стресса, и мне следовало остаться на своей старой.
Боже, я чувствую себя неудачницей из-за этих мыслей. Сейчас только утро второго дня, а я уже хочу бросить все. Мама была бы так разочарована во мне. Слезы наворачиваются на глаза при мысли о ней. Она была мне не только матерью, но и самой близкой подругой, даже в те трудные подростковые годы, когда я не хотела иметь ничего общего с родителями.
Мама была доброй и понимающей, и у нее было больше терпения, чем у меня когда-либо будет. Хотя она растила только одного маленького чертенка, а не двух.
Внезапно до меня снова доходит, что она никогда не встретится со своими внучками и что близняшки никогда не узнают, какой удивительной была их бабушка. Я только надеюсь, что смогу поделиться ее вдохновением с помощью историй о ней и сохранить память о ней живой на долгие годы.
Я отворачиваюсь от Александра и смотрю на календарь на своем столе. Слава звездам, что он будет занят на встречах до конца дня. Я принесу ему кофе — и изо всех сил постараюсь не плюнуть в него, — а потом буду держаться от него подальше. Его первая встреча назначена на десять, так что мне остается потерпеть еще всего лишь час.
Все в нем меня раздражает, и мне это не нравится. Я изо всех сил стараюсь не быть осуждающим человеком и не позволять таким мужчинам, как он, действовать мне на нервы. Я имею в виду людей, которые думают, что они — Божий дар человечеству. Которые думают, что они лучше всех, им все позволено — только потому, что у них есть деньги.
Пошел ты, Александр Фролов. И к черту твою безумно красивую внешность и твою точеную челюсть, которая каким-то образом уже покрыта идеальной щетиной, хотя сейчас всего девять утра. К черту твой дизайнерский костюм и твои часы, которые стоят больше, чем моя годовая арендная плата.
И самое главное — пошел ты к черту за то, что наполнил меня таким количеством негатива. Потому что, как бы я ни старалась убедить себя в обратном, одно я знаю наверняка: я ненавижу Александра Фролова.
Глава 8
Если есть что-то, от чего мне становится не по себе, так это чьи-то слезы. Может быть, потому, что в моей жизни было довольно много моментов, когда я сам хотел заплакать, но не позволял себе этого. Каждый раз, когда я чувствовал на себе ярость папиных кулаков. Каждый синяк, каждая разбитая губа. Каждая ложь о том, как это произошло.
Каждая ночь, когда мама плакала, пока не засыпала. Когда Ника пробиралась в мою комнату и пряталась под одеялом в моей кровати, боясь, что придет наш отец, пьяный, усталый и разглагольствующий о работе.
Я всегда держал себя в руках, никогда не позволяя себе слез. Мама сказала бы мне, что настоящие мужчины не плачут.
— Не позволяй своему отцу видеть твою слабость, — говорила она, когда слезы наполняли мои глаза, а боль от жестокого обращения становилась слишком сильной.
Так что я держал себя в руках.
Я все еще ненавижу себя за то, что постоянно искал его одобрения. Может быть, если бы я добился его любви, он перестал бы вымещать на мне свой гнев. Возможно, если бы он был горд мною, он позволил бы мне присоединиться к нему на воскресном обеде, когда встречался с инвесторами, объясняя им, почему они должны доверять его совершенно новой компании.
Я уважал его. В конце концов, он был моим отцом, и с годами я увидел его в новом свете. Не просто жестокий негодяй, который превратил мою жизнь в сущий ад, а жестокий негодяй, который был умен, хитер и зарекомендовал себя в деловом мире.
Наша жизнь изменилась, а папа — нет. Только когда мне исполнилось шестнадцать и я стал крупнее и сильнее его — он поднял на меня руку в последний раз; тогда я ударил его в ответ, сломав ему нос и испачкав кровью одну из его дизайнерских рубашек.
Я знаю, это полный треш, но в следующие выходные я пошел на поздний завтрак с ним и членами правления. Если бы я знал тогда то, что знаю сейчас, я бы никогда не пошел с ним. Я был все еще молод, все еще юноша с полными надежды наивными глазами, который верил во второй шанс.
Я находил для него оправдания. Он зарабатывал много денег, и это была очень напряженная работа. Он зарабатывал много денег и всегда находился под давлением. Он зарабатывал много денег, так что быть ослом — нормально.
Несмотря ни на что, все всегда сводилось к одному: к деньгам.
Не поймите меня неправильно, мне нравится мой более чем комфортный образ жизни. Мне нравится мой дом и мои машины. Моя дизайнерская одежда, новейшие гаджеты и возможность нанять обслуживающий персонал. Все это помогает мне. Но… Это лишь вещи.
И когда я сижу здесь, наблюдая, как Дарья смахивает крупные слезы, которые собираются в ее глазах, я думаю о том, насколько хрупка жизнь и что в конце концов все не имеет значения. Я мог бы умереть в одиночестве в своем многомиллионном доме, окруженный всеми желаемыми вещами в мире, и ничто из этого не имело бы значения.
Крайне неприятное чувство тяжело оседает у меня в груди, и я борюсь с желанием утешить
