деталей. К слову, ее светлая, как и у матери голова, была примерно того же цвета, что и у баронессы. Только вот, серый, почти прозрачный цвет глаз и достаточно крупный нос – были огромным минусом. И платье такого цвета могло ее сильно затмить. Если на баронессе оно подчеркивало ее достоинства, то на Молли такого цвета наряд сделает ее молью.
– Я еще погуляю здесь, а ты, проводи Рузи до дома, чтобы она не заблудилась, - обратилась к Молли ее мать. Я вдруг поняла, что время прошло достаточно много, и когда вернется моя блаженная, лучше мне быть дома. Я быстро заплела волосы в две косы, которые так и не смогла завернуть на прежнее место, поскольку шпильки, которыми крепилась вся эта конструкция точно потерялись в толпе. Морти достала из своей сумки небольшой клубок ниток и оторвала мне две нитки, чтобы я завязала косы.
– Не злись на меня, прошу, я и правда, не хотела испортить тебе этот просмотр, повторила я Молли.
– Ничего, все нормально. Все, что надо я уже видела, - подхватив меня под руку, Молли потянула меня назад, к моему дому, куда я хотела вернуться меньше всего.
– Слушай, а баронесса – хороший титул. Явно лучше, чем быть купцом, правда? Так чего же все так удивляются?
– Да, точно лучше, чем купец, только вот, не ровня она герцогу. Если бы меня выбрал барон, я была бы счастлива, потому что, тогда, смогла бы продавать все, что делаю много дороже, и у меня могли бы покупать графини и герцогини, а сейчас – максимум баронессы, и то, попробуй – пробейся к ним со своей вышивкой!
– Дорого стоят твои работы?
– Воротничок – четверть серебряного, а если постель для новобрачных – три серебряных, но мало кто покупает за эти деньги, и мне приходится продавать еще дешевле среди своих, да и мама еще предлагает мои с бабушкой работы в тех домах, где убирается – там продается дороже всего!
– А если рынки или магазины? Туда нельзя сдать свои работы?
– Нет, ты что! Там продают свои, у них много работниц, что трудятся за зарплату в мастерских, - скривив губы, ответила Молли.
Я снова вспомнила о сундуке. Если три серебряных – такой лакомый кусок для Молли, сколько же денег было у моего отца? И почему он их не тратил и хранил дома? Мне срочно нужно понять – чем он занимался, и остались ли документы и связи. Моя блаженная, скорее всего, еще не вернулась – солнце пока высоко! Значит, у меня есть время, чтобы проверить дом, а что не успею – проверю завтра, - решила я, и поторопилась за Молли, которая тоже уже спешила закончить прогулку.
Возле дома она обняла меня, прошептав, что рада знакомству, и обязательно покажет свое подвенечное платье, чтобы я подтвердила, что оно похоже на платье баронессы. Я кивнула, соглашаясь, и посмотрев в след убегающей Молли, на людей, что гуляли по улице, засунула руку в сумку, где должен был лежать лишь один ключ.
Рука наткнулась на хрустящий бумажный сверток. Я дернула его из сумки, и увидев серую бумагу, похожую на пергамент, сразу поняла, что это – внутри свертка лежал надкушенный калач Молли. Мне не было стыдно – девушка оказалась такой же доброй, как и ее мать, и поняла, что это лакомство сейчас нужнее мне, нежели ей. Прижав его к груди, я открыла дверь, и прислушиваясь, прошла внутрь. Закрыла дверь изнутри, и выдохнула, поняв, что матери еще нет.
– Ладно, а теперь, мне надо заварить чай – какие-то травы точно были в банке, - сказала я вслух, и прошла в кухню. Дрова лежали небольшой кучкой возле очага. Интересно, где Морти их брала? Такая чистая улица – никаких сараев, дровяников я не заметила. И спросить забыла! Сейчас у меня есть и дрова, и вода, а завтра я все выясню.
Печурка быстро прогревалась, и когда я, переодевшись в своей комнате спустилась – вода в чайнике уже кипела. Заварив большой кувшин, что использовался как заварочный чайник, я решила не тянуть время, и поднялась на второй этаж снова. Аккуратно толкнула дверь в комнату своей родительницы и оказалась в странной, и очень захламленной комнате. Видно было, что вещи в доме, как и мебель – хорошие, явно дорогие, но то, как их «убили» за несколько месяцев – заметно невооруженным взглядом.
– Мда, уважаемая редакция, что решила направить меня в это место, скорее всего, вы решили дать мне понять, что все мои проблемы там – сущая ерунда. Спасибо за науку, я уже оценила ваше участие, - буркнула я вслух, и сделала несколько шагов к центру комнаты.
Сразу бросилось в глаза то, что отец любил роскошь. Не просто удобство и дороговизну, а именно роскошь! Кровать, что стояла ровно по центру, была сделана из какой-то дорогой породы дерева, и слой масла, которым дерево было пропитано, кое-где еще давал понимание – что там за рисунок на древесине. Высокое изголовье, по углам прекрасные деревянные колонны.
Тряпье, что не было стирано больше месяца, навалено на одной стороне кровати. Глядя на вторую часть кровати, мне казалось, словно какая-то неведомая большая птица свила гнездо, но сейчас улетела по своим птичьим делам, и это углубление среди одеял, покрывал и подушек пустует.
Окна занавешены так плотно, что полумрак добавляет комнате неприятного налета из фильма ужасов. Допустим, если бы я увидела это в кино, то ожидала бы, что за кроватью окажется еще одно гнездо, в котором уже вывелись эти огромные птицы, и щелкают клювами, в ожидании куска понажористей.
– Фу, Настя, прекрати выдумывать, - вновь сказала я себе вслух, и улыбнулась незнакомому голосу, что произнес мое настоящее имя.
Я подошла к окну и чуть отодвинула плотную и тяжелую штору. В моей комнате, в отличие от этой, штор не было вовсе. Или у маман еще руки до своей не дошли, или же у Рузи были свои заскоки – в ее комнате, хоть и такая же дорогая мебель, но ее значительно меньше.
Здесь же, кроме кровати, стоял массивный секретер, комод с резными деревянными же ручками, шикарный платяной шкаф и стол на вычурно выгнутых ножках. К нему приставлены два стула как набор – вся мебель темного, но явно не морёного дерева. В этом я кое-что понимала – за годы содержания мебельного завода приходилось самой погружаться
