— Наверное, если слушали, — грубо ответил Виллерс. Он по-прежнему выглядел гораздо старше своих тридцати восьми лет, но уже не таким больным, как утром в Старом доме. — А вы с ним знакомы?
— Он преподает в той же школе, что и вы, — сказал Вексфорд. — Дело в том, что его племянник женат на моей старшей дочери.
Виллерс смерил его презрительным взглядом.
— Замечательно, — буркнул он, явно намекая, что Мариотт, культурный человек и его коллега, определенно унизил себя родственными узами с семьей старшего инспектора.
Вексфорд проглотил обиду.
— Время от времени болтается в поместье.
Виллерс выдернул локоть из пальцев жены и опустился в кресло. Потом закрыл глаза — в отчаянии, а возможно, просто от усталости.
— Мне нужно выпить, — сказал он стоящей над ним Джорджине — ее сережки раскачивались из стороны в сторону. — У нас где-то есть полбутылки джина. Поищи, пожалуйста.
Глава 6
«Большая удача, — размышлял Вексфорд, шагая по Хай-стрит в Кингсмаркхэме на закате солнца, — что интуиция помогла обнаружить одного из близких друзей Квентина Найтингейла и что этим близким другом оказался Лайонел Мариотт». И действительно, если бы ему предложили выбрать среди многочисленных знакомых в городе одного человека, который подробно расскажет ему о жизни Найтингейлов, этим человеком оказался бы Мариотт. Ему в голову не приходило связать Лайонела с Майфлит Мэнор, хотя, наверное, следовало бы догадаться — перед Мариоттом были открыты двери всех приличных домов в округе. Только закоренелый отшельник мог отказаться от знакомства с самым гостеприимным хозяином и самым большим сплетником Кингсмаркхэма.
Вексфорд встречался с ним раз пять или шесть, и для Мариотта этого оказалось достаточно, чтобы включить его в число близких друзей и присвоить себе редкую привилегию. Лишь немногие жители Кингсмаркхэма знали имя инспектора, и почти никто не обращался к нему по имени. Мариотт перешел на «ты» с самой первой встречи, в свою очередь настаивая, чтобы Вексфорд называл его Лайонелом.
Его жизнь была открытой книгой. Даже если вы не горели желанием переворачивать ее страницы, стоило немного замешкаться, как Мариотт сам переворачивал их за вас, торопясь посвятить в свои дела — и в дела широкого круга друзей.
Он был примерно одного возраста с Вексфордом, но, в отличие от старшего инспектора, подвижный и сухощавый; когда-то он был женат на скучной маленькой женщине, умершей как раз вовремя, когда брак ему окончательно наскучил. Мариотт всегда называл ее «моя бедная жена» и рассказывал о ней всяческие истории, довольно пошлые, но непременно смешные, поскольку талант рассказчика и умело рассчитанные отступления позволяли ему раскрыть забавную сторону любого затруднительного положения, в которое только может попасть человек. Потом вы успокаивали свою совесть мыслью, что лучше быть мертвой, чем замужем за Мариоттом, неспособным на длительную привязанность к кому бы то ни было, словно, как выразился Шелли, «мудрость или красота всех остальных — забвенная тщета»[17].
Похоже, сам Мариотт больше всего боялся именно «забвенной тщеты» или, по крайней мере, одиночества. В противном случае, зачем каждый вечер заполнять свой дом людьми? Зачем ежедневно преподавать английскую литературу в Королевской школе, когда имеешь достаточный доход, чтобы удовлетворять все потребности и желания, а также демонстрировать необыкновенную щедрость и гостеприимство?
После смерти жены Мариотт не давал обета безбрачия, и при каждой новой встрече Вексфорд видел его в обществе очередной привлекательной и со вкусом одетой сорокалетней дамы. «Вполне вероятно, — подумал старший инспектор, сворачивая с Хай-стрит в переулок, который вел к дому Мариотта, — нынешняя подруга и теперь там: расставляет вазы с цветами, выслушивает его анекдоты и готовит канапе для приближающейся вечеринки с коктейлями».
Дом находился в конце улицы в георгианском стиле, все остальные особняки которой превратили в магазины, склады или многоквартирные дома. На фоне их унылых, обшарпанных фасадов обитель Мариотта явно выделялась своим нарядным, даже кокетливым видом: сверкающая белая краска, обновлявшаяся каждые два года, симпатичные ящики для цветов на каждом подоконнике и шесть нависающих над улицей балконов с гнутыми перилами.
Человек несведущий мог бы подумать, что здесь живет обеспеченная старая дева, страстно увлекающаяся цветоводством. Мысленно улыбаясь, Вексфорд поднялся по ступеням крыльца и пригнул голову, чтобы не удариться о висящую корзину с ядовито-фиолетовой лобелией и геранью цвета пожарной машины. Сегодня переулок не был заставлен автомобилями гостей Мариотта. Хотя для гостей еще рано, часы не показывали и семи.
Дверь открыл сам Мариотт, элегантный в своей красной бархатной куртке и галстуке-шнурке; в руке он держал банку консервированной спаржи.
— Какой приятный сюрприз, старина! Всего пять минут назад я жаловался, что ты меня совсем забыл, — и вот ты здесь. Молитвы грешника услышаны. «Вот было бы здорово, — говорил я, — если бы славный старина Редж Вексфорд заглянул к нам сегодня».
Вексфорд принадлежал к тому поколению и социальному слою, представителям которого в буквальном смысле становится дурно, когда их имя слетает с губ случайного знакомого. Он поморщился, но был вынужден признать, что, несмотря на все недостатки Мариотта, по части гостеприимства ему не было равных.
— Проходил мимо, — сказал старший инспектор. — К тому же хотел с тобой поговорить.
— А я просто жаждал — так что наши желания совпали. Входи, входи. Не стой на пороге. Ты ведь останешься на вечеринку? Небольшое торжество, несколько старых друзей, которые просто умирают от желания познакомиться со знаменитым старшим инспектором после всего, что я им о тебе рассказывал.
Вексфорд вдруг обнаружил, что его уже затащили в коридор и ведут в направлении гостиной.
— Что ты празднуешь? — Сделав глубокий вдох, он заставил себя назвать хозяина по имени. — Что тут можно праздновать, Лайонел?
— Возможно, «праздновать» не совсем подходящее слово, старина. Эта вечеринка скорее из разряда «идущие на смерть приветствуют тебя». Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. — Он пристально посмотрел в лицо Вексфорда. — Кажется, нет. Такой занятой человек, как ты, наверное, не отдает себе отчета, что сегодня последний день каникул и завтра я возвращаюсь к пятнистым дьяволам.
— Ну конечно, — кивнул Вексфорд.
Теперь он вспомнил, что Мариотт всегда устраивал вечеринку в честь окончания летних каникул, а «пятнистыми дьяволами» называл своих учеников из Королевской школы.
— Увы, остаться не могу. Боюсь, я мешаю твоим приготовлениям.
— Ни капельки! Ты просто не представляешь, как я рад тебя видеть, но, судя по твоему ледяному взгляду, ты меня осуждаешь. — Мариотт театральным жестом развел свои короткие руки. — Скажи, что я сделал? Что я такого сказал?
